Хотя Хамфри вроде бы дал мне неплохую возможность вовремя отступить и тем самым спасти лицо, но при этом скрыл самую важную информацию, обладателем которой, судя по всему, стал совершенно случайно. Я, конечно, догадывался, что он прячет в рукаве какой-то туз, вот только не знал, козырной или нет…
Впрочем, пока что мы занимались тем, что в боксе называется «спаррингом», или, иначе говоря, переливали из пустого в порожнее. Например, он заявил, что сам процесс упразднения займет по меньшей мере год или даже два, причем сражаться все это время они будут не на жизнь, а на смерть.
Ну и что, интересно, они могут мне сделать? Секретарь Кабинета тут же принял загадочный вид.
– Это, поверьте, просто ужасное министерство, господин премьер-министр, – туманно намекнул он.
– Ужасное? Что ж, в таком случае мне придется быть еще более ужасным премьер-министром!
– Да-да, само собой разумеется, – с подозрительной легкостью согласился он. – Но, боюсь, вам все равно потребуется их помощь и сотрудничество.
Тогда все это показалось мне на редкость забавным. Сотрудничество правительства с МОН? Сама мысль об этом звучит полнейшим абсурдом! Но пока я, покачивая головой, беззвучно смеялся над ней, топор палача упал…
– Пре-крас-но, – угрожающе протянул Хамфри. Без какого-либо намека на улыбку на лице. – Раз вы не хотите соглашаться на сотрудничество, мне придется дать им отмашку приступить к казни.
Сначала мне показалось, что я чего-то не расслышал. Или не совсем так расслышал.
– Казни? Какой казни? Чьей казни? – Что он, собственно, имеет в виду? Я бросил выразительный взгляд на Бернарда, но тот молча сидел, пристально разглядывая шнурки своих начищенных до блеска черных туфель. У меня не оставалось иного выхода, кроме как спросить самого Хамфри, что, собственно, он имеет в виду.
Секретарь Кабинета снова улыбнулся, хотя теперь у меня уже не оставалось сомнений – жди беды!
– Видите ли, господин премьер-министр, в принципе дело, как говорят, яйца выеденного не стоит, но… Короче говоря, та самая школа с торгово-производственным предприятием, которую вы недавно посетили и где дали столь широко разрекламированное телеинтервью… – Он сделал еще одну слишком затянувшуюся паузу. Не сомневаюсь, чтобы заставить меня понервничать.
– Ну и? – нетерпеливо подтолкнул я его.
– Показала достойный пример британскому образованию, – не скрывая удовольствия, процитировал он фразу из моего выступления.
– Ну и?! – еще более нетерпеливо потребовал я, чувствуя, как по моей спине поползли отвратительные мурашки. Мурашки страха!
– Коему должны следовать и другие школы…
Он что, издевается надо мной? Я громко хлопнул ладонью по столу.
– Хамфри! Ну что вы тянете кота за хвост? Заканчивайте же, наконец.
– Как скажете, господин премьер-министр. – Он довольно кивнул головой. – Дело в том, что доходы этой школе поступали от… краж.
Еще более непонятно.
– Вы имеете в виду кражи! Какие кражи?
– Я имею в виду изъятие товарных предметов без предварительного уведомления их владельцев или без согласия таковых с заведомым намерением навсегда лишить их права обладания таковыми. – И он в очередной раз приятно улыбнулся. – Кроме того…
– Да будет вам, Хамфри, – раздраженно перебил я его. – Значение слова «кража» мне прекрасно известно и без вас. Скажите лучше, что под этим вы имеете в виду?
Короче говоря, все сводилось к следующему: трехногая табуретка, которую мне подарили во время той самой встречи, была изготовлена из краденной древесины! Ее своровали со склада местного отделения национальной программы «Народное творчество» два прошлогодних выпускника школы «Святой Маргариты». Парочка мелких воришек, вполголоса заметил Бернард, безуспешно пытаясь хоть как-нибудь разрядить сгущающуюся атмосферу нашего обсуждения.
«Народное творчество» собирается подавать в суд, хотя министерство образования и науки еще может их остановить, компенсировав украденную древесину, и полностью замять дело.
Однако, по словам Хамфри, МОН придерживается иной точки зрения. Сюрприз! Сюрприз!
Я попытался все это несколько смягчить. Сказал, что МОН, само собой разумеется, надо вернуть древесину и предать этот досадный инцидент забвению. Это их прямая обязанность! Особенно после того, как миллионы телезрители слышали мои искренние слова о том, что эта школа должна служить образцом для подражания…
– Чем-то вроде образца, – язвительно уточнил секретарь Кабинета.
– Но для таких школ это совсем нетипичное явление, – настаивал я. Его губы растянулись в откровенно издевательской ухмылке. – Что ж, в недостатке предприимчивости их не упрекнешь, это уж точно.
– Хамфри, до суда это дело дойти не должно, – приказным тоном заявил я. – Ни в коем случае!
От удивления его брови залезли вверх даже выше обычного.
– Господин премьер-министр, это ваше распоряжение? – Я молча кивнул. Он глубоко вздохнул, бросил на меня сочувственный взгляд и нарочито медленно протянул. – Ладно, будем надеяться, наш МОН не допустит утечки того факта, что вы тем самым фактически покрываете воров…
Это же шантаж, чистейшей воды шантаж! Пришлось срочно менять позицию.
– Боюсь, вы меня не так поняли, Хамфри. Это никак нельзя считать моим указанием. Просто скажите им, что передавать дело в суд не надо, только и всего.
Хамфри задумался, но затем с серьезным видом сказал:
– Да, но без их помощи и сотрудничества сделать это будет крайне трудно. Если вообще возможно.
Шах и мат! Гейм, сет и матч! «Сделали» как мальчика! Перед моими глазами уже стояли кричащие заголовки: «ПРЕМЬЕР-МИНИСТР ПРЕСТУПНОГО МИРА» , «ПРЕДПРИИМЧИВЫЕ УЧЕНИКИ ДЖИМА!» и так далее, и тому подобное.
Увы, похоже, настала моя очередь просить и умолять.
– Хамфри, поймите, вы должны уговорить их остановиться!
Но он был неумолим. Даже с показным сочувствием – правда, еще неизвестно, по отношению к кому – медленно протянул:
– Видите ли, господин премьер-министр, трудно, очень трудно уговаривать людей сотрудничать, когда над ними, как топор палача, висит смертный приговор.
Мне оставалось только попытаться прибегнуть ко лжи. Пусть даже открытой.
– Смертный приговор?
– Вот именно, смертный. Мне казалось, вы твердо решили упразднить наш МОН, разве нет?
– Упразднить наш МОН? Ах, это! – Я громко расхохотался. – Нет-нет, Хамфри, это было всего-навсего предположение. Причем, одно из многих. Да и говорил я об этом, скорее, в шутку. Хамфри, неужели вы до сих пор не научились понимать шуток?
– Вы уверены, господин премьер-министр?
– Естественно, уверен! Я всегда уверен, когда шучу…
Мне почему-то казалось, что тем самым я оставил для себя возможную лазейку. Так сказать, на всякий случай. Однако секретарь Кабинета тут же ее разгадал.
– А вы уверены, что не собираетесь упразднять МОН?
– Да.
– Тогда могу я считать ваш ответ заверением, господин премьер-министр?
Я сделал глубокий вдох, задержал дыхание, затем шумно выдохнули тихо ответил:
– Да.
Мой гениальный план на глазах превращался в пыль. Впрочем, как и многие из планов. Внезапно я с поразительной ясностью увидел то, с чем никогда не сталкивался раньше – даже если бы мне удалось одержать ту или иную частную политическую победу, или провести какие либо реформы, или даже хотя бы выразить искреннюю признательность за несколько крошек, любезно брошенных мне с барского стола, к сколь-либо фундаментальным переменам это все равно не приведет! Никогда и ни за что…
Мне было грустно, зато секретарь Кабинета, наоборот, выглядел как «новый шиллинг», весь сиял и искрился от нескрываемой радости.
– Господин премьер-министр? Господин премьер-министр? С вами все в порядке?
Я тупо посмотрел на него невидящим взором.
– Да, все…
– Вы уверены? Отлично. Тогда, может, продолжим с повесткой?
– Повесткой! – Я устало улыбнулся. Боевой дух, увы, вышел из меня. Целиком и полностью. Как воздух из проколотой шины. – Нет, Хамфри, у нас больше нет никакой повестки… Объявляю заседание закрытым. Вы согласны?
– Да, господин премьер-министр. – Он одарил меня сочувственной улыбкой. Ибо увидел, что я наконец-то все понял.