– Но… но ведь ваше правительство приняло на себя твердые обязательства оказывать нам всяческую помощь и поддержку! – чуть ли не выкрикнул он, сверля меня горящими глазами. – Разве нет?
Я не знал, что отвечать, так как не уверен, чего конкретно ожидает от меня секретарь Кабинета. Но тот, как и раньше, снова пришел мне на выручку.
– Насколько мне известно мнение господина министра, обязательства нашего правительства ограничиваются концепцией Союза и соответствующего договора.
– Да, договора! – уверенно подтвердил я.
– Но они не включают в себя обязательства, связанные с определенными институтами власти… Или с их практической деятельностью. Или даже с деятельностью отдельных министров… Кажется, вы буквально несколько минут назад приводили мне конкретный пример, господин министр, не так ли? – Он выразительно на меня посмотрел, но, очевидно, заметив явную панику в моем взгляде, тут же добавил: – Связанный с производством еды… Неужели не помните?
Вот оно что! Теперь понятно.
– Конечно же, помню. – Я, слегка прищурившись, бросил на Мориса пронзительный взгляд. – Видите ли, недавно мне совершенно случайно довелось узнать, что один из ваших функционеров тратит все свое время только на то, чтобы платить фермерам хорошие деньги за производство как можно большего количества пищи, а его коллега, сидящий буквально в соседнем кабинете, тратит все свое время только на то, чтобы платить хорошие деньги тем же самым людям, чтобы они эту еду уничтожали!
Моя совершенно правдивая констатация абсолютно реального факта, похоже, еще больше разъярила Мориса.
– Это неправда!
Мы с сэром Хамфри оба были искренне удивлены. Столь откровенное отрицание очевидных фактов? Ведь они стали нам известны из, так сказать, первых уст.
– Действительно неправда? – поинтересовался Хамфри.
– Да, неправда, – подтвердил Морис, правда, как-то слишком охотно. – Его коллега не сидит «буквально в соседнем кабинете». И даже не на том самом этаже!
– Что ж, вполне возможно, – столь же охотно согласился Хамфри.
– Но у господина министра имеются сотни аналогичных примеров достаточно бессмысленной деятельности функционеров ЕЭС.
– Да, сотни, – повторил я, честно говоря, изо всех сил пытаясь припомнить хотя бы еще один…
– Да, вот еще что, Морис. Господин министр уже подумывает о том, что некоему члену Кабинета следовало бы начать сообщать о них британскому народу.
Вот теперь Морис, похоже, рассердился по-настоящему.
– Но это же недопустимо! – воскликнул он. – До такого не опустились бы даже итальянцы!
Прекрасно, подумал я и решил нанести ему убийственный удар.
– Но ведь итальянцев не заставляют называть «салями» «эмульсифицированной кишкой, набитой требухой с высоким содержанием жира».
Итак, карты выложены на стол. Интересно, примет ли Морис столь «крутую» подачу? Да, судя по всему, наживку сельхозкомиссар ЕЭС все-таки заглотил. Вместе с крючком! (Путанные метафоры Хэкера в очередной раз помогают нам понять интеллектуальный уровень одного из наших великих политических деятелей. – Ред.)
– Ну и что вы хотите предложить? – тщательно подбирая слова, поинтересовался Морис. – Мы ведь в любом случае обязаны проводить политику гармонизации, разве нет? Против чего, собственно, вы возражаете?
Против чего я возражаю? Понятия не имею. Наверное, все дело в названии: что вообще можно считать сосиской, если ее нельзя называть «сосиской»? А мы, британцы, должны иметь право называть ее «сосиской», только и всего…
Впрочем, Хамфри, оказывается, предусмотрел и это.
– Главное в политике – это правильно все представить, – назидательно произнес он. – Кто нам мешает называть нашу сосиску, скажем, «Британская сосиска»?
Прекрасная мысль! Просто отличная, ничего не скажешь. Морис тоже представил себе, как это будет звучать на языках ЕЭС, даже попробовал это озвучить и, похоже, вполне одобрил.
– М-м-м… да. Что ж, думаю, это вполне можно рекомендовать нашей Комиссии.
Не только можно, но и нужно. Отказываться от такого предложения было бы совсем неразумно.
На этом встреча закончилась. Мы пришли к единодушному соглашению, что ЕЭС все-таки на редкость правильная организация. На прощанье я даже расцеловал сельхозкомиссара в обе щеки.
После его ухода Хамфри и Бернард предложили мне провести пресс-конференцию для западноевропейских журналистов и сообщить им, что я наконец-то решил проблему «еврососиски».
В этом, конечно, есть определенный смысл, но у меня появилась идея получше. Ведь уже решенные проблемы никогда не «делают» новостей. Не говоря уж о том, что для прессы хорошая новость это плохая новость.
Так зачем же мне подставляться? Удачно решенная проблема с «еврососиской» не поднимет мой рейтинг – народ о ней ничего даже не знает, поэтому им вообще нет никакого дела, рейтинг я ее или нет. Нет, завтра я преподнесу журналистам настоящий сюрприз – поделюсь плохими новостями о какой-нибудь катастрофической проблеме. Не сомневаюсь, им это понравится. А еще через несколько дней, когда сообщу о ее триумфальном разрешении, сразу же стану героем!
Сегодня утром провел неофициальную встречу с европейскими корреспондентами.
Нет, лоббизм на самом деле на редкость полезный, если не сказать бесценный, инструмент власти. Газетные писаки всегда хотят первыми получить любые сенсационные новости, но при этом умудряются с крайней настороженностью принимать то, чем мы готовы с ними поделиться. Собравшись с духом, я не скрывая удовольствия, проинформировал их о назревающем скандале с Брюсселем. А поскольку они в любом случае рано или поздно об этом узнали бы, пообещал рассказать им все, что знаю. Прямо сейчас. Не откладывая этот «горячий» материал на потом. Они тут же клюнули на приманку!
– В соответствии с новыми правилами ЕЭС, господа журналисты, Брюссель твердо намерен упразднить нашу британскую сосиску.
Услышав это, Бернард явно забеспокоился и тут же подсунул мне записку, напоминая, что ЕЭС планирует не упразднить британскую сосиску, а всего лишь запретить нам называть ее сосиской.
Я бросил на него неодобрительный взгляд. Бернард ничего не понимает в политике. (Зато прекрасно понимает различие между правдой и ложью. – Ред.)
Закончив свое выступление, я предложил им задавать вопросы. Первый был на ту же тему:
– Господин министр, что конкретно вы имели в виду под словом упразднить?
– Под словом упразднить я имел в виду привести ее в соответствие с требуемыми стандартами на законных основаниях, – не раздумывая, ответил я. – В свиных сосисках должно быть не меньше семидесяти пяти процентов постной свинины. Равно как и в говяжьих.
Кто-то из газеты «Сан» поинтересовался, должно ли быть не менее семидесяти пяти процентов постной свинины и в говяжьих сосисках тоже. Типичный парламентский лоббист. Если бы он был единственным участником конкурса на сообразительность, то все равно занял бы только третье место.
Я терпеливо объяснил: настойчивое требование, чтобы сосиски в обязательном порядке содержали не менее семидесяти пяти процентов постного мяса, автоматически переведет их в категорию дорогих товаров. Соответственно, последствия для среднего обывателя не вызывают сомнений.
Затем один из них спросил, когда это решение будет официально обнародовано.
– В течение следующего месяца, – ответил я. И коварно добавил, что на данном этапе ЕЭС наверняка будет всячески отрицать это. Скорее всего, они будут изо всех сил стараться убедить британскую прессу, что сейчас речь идет всего лишь об изменении названия сосиски, только и всего.
В самом конце пресс-конференции мне задали вопрос о том, что со всем этим намерено делать наше правительство. Я изобразил на своем лице патетическое отчаяние, беспомощно развел руками и сказал, что не имею ни малейшего понятия, что проблема весьма серьезная и что не в моих правилах делать вид, будто мне известен ответ, но я по каким-то причинам не хочу его сообщать прессе.
После чего я отправил их всех в холл приемной, где мой пресс-атташе и его аппарат должны были хорошенько угостить уважаемых журналистов различными напитками и прочими вкусными вещами. Когда они наконец-то ушли, меня вдруг остановил Бернард. Причем на редкость настойчиво.