— Они играют на деньги или из удовольствия? — спросила она.
— Из удовольствия. Из удовольствия. Вы знаете, — сказал он, — я восхищаюсь своим дядей. Когда я был еще совсем маленький и умерла моя мать, он фактически вырастил меня. Это было в Индонезии. Мой отец — художник. У меня есть его картины, которые я очень люблю. И его я люблю. Но он чересчур — чересчур мягкий. Это нехорошо.
— Да, пожалуй, нет.
— А мой дядя другой. — Он достал из кармана бумажник и протянул ей маленькую фотографию.
— Это — мой дядя.
Вид у дяди, как ей показалось, был довольно хитроватый.
— Понимаю, о чем вы говорите, — ответила она.
— А вот — мой отец.
— Вы на него похожи.
— Да, я знаю. Я люблю его, я очень к нему привязан, но у него нет — как это сказать — настоящей хватки.
— Да. Но какая выйдет бойня, если у всех будет хватка. Вы не думаете, что и без того все так ужасно?
Он осторожно убрал фотографии.
— Мне грустно, что мне завтра придется уехать в Лондон.
— Мне тоже, — сказала она.
Тут, откинувшись назад, он вдруг выпалил:
— Скажите — что вам во мне нравится больше всего?
Она удивилась, но ответила сразу.
— Больше всего мне нравятся ваши брови.
— Мои брови, — сказал он. — Мои брови?
Он был так поражен, что она пояснила:
— Видите ли, на таком лице, как у вас, ожидаешь — вернее, я ожидала — увидеть гладкие брови. И черные, почти что как бы нарисованные. А у вас — лохматые. И на солнце гораздо светлее волос. Это очень неожиданно, и мне очень нравится.
— Мне никто никогда прежде такого не говорил.
Несколько секунд они, не отрываясь, смотрели яруг на друга, потом оба рассмеялись.
— О, я должен вас сфотографировать в таком виде. Я схожу за аппаратом: он в машине.
— Нет, не фотографируйте меня. Я этого терпеть не могу. Никогда особенно не любила, а теперь это просто фобия. Пожалуйста, не надо.
— Конечно, не буду, если вы не хотите. Но если вы позволите, я все равно хотел бы сделать несколько снимков коттеджа.
— Чего угодно, кроме меня.
У двери он обернулся.
— Мы ведь узнали друг друга, правда?
Она не ответила. Но подумала — да, я-то вас почти сразу узнала. Но никогда не представляла, что вы меня узнаете.
Как часто сидела она в этом кресле, глядя на вечно моросящий дождь, прислушиваясь к шуму ветра. Всю ночь он свистел, завывал и стенал, громыхая окнами и дверями, и чтобы заснуть ей приходилось вставать и затыкать их газетами. Весь день он терзал деревья. Как он стал ей ненавистен, этот ветер, разбойник и предатель. Даже когда не было дождя, солнечный свет был просто тусклым мерцанием.
Но сегодня солнце — настоящее солнце, а свет — золото. И трава кажется не зеленой, а желтой. Ничего удивительного, что ей чудится, будто она попала в другое время, другое место, другую страну. Увидев, как он вышагивает по лугу перед окнами гостиной, она подумала:
— Что он там такого нашел для фотографирования? Уж не коров ли за изгородью?
— Боюсь, луг очень неровный, там полно ям. Мне некогда заниматься садом.
— Сегодня мне здесь нравится, но, наверное, в темный, сырой день здесь может одолеть тоска. Но у вас, конечно, много друзей.
— Да нет, не совсем. Во всяком случае — не в деревне. Знаете, ведь это большое графство.
— Значит, вы здесь одна. Так не годится.
— Нет-нет, все в порядке. Ко мне довольно часто заходит одна очень милая женщина, у меня есть телефон. И потом я люблю быть одна. Не всегда, конечно, но нельзя иметь все.
— А зимой, зимой вы тоже одна?
— На самые плохие месяцы я стараюсь уехать, а потом — ну, все ведь немножко зависит от случая.
— Я вот думал, я знаю в Италии одно место, которое бы вам понравилось. Тихое, красивое.
— По описанию как раз то, что нужно.
— И, как вы думаете, вы бы поехали туда?
— Почему нет? — сказала. Конечно, она могла об этом думать.
С озабоченным видом он ответил:
— Я не смог бы быть с вами все время. Но я приезжал бы туда, как только смог бы вырваться. Но вы знаете, у меня работа. И еще жена.
— Конечно.
— Мы с женой не очень ладим.
— Боже мой, какая жалость.
— Да, мы решили остаться вместе ради детей, пока дети не подрастут. А пока мы не вмешиваемся в дела друг друга.
Казалось, она все это уже слышала раньше, давно, когда все было иначе.
— Хороший договор — по-честному для обеих сторон, — сказала она. — И может быть…
— Вы не знаете моей жены.
— Да.
— Знаете, какая она. — Теперь он начал волноваться. — Несколько месяцев тому назад я был в Нью-Йорке. Я привез ей платье — очень красивое. Я хотел доставить ей удовольствие, но оно висит у нее в шкафу. Она ни разу его не надела.