— Так ты говорила, что все время была в составе «Пешмерги».
— Одно другому не мешает. В институте я выполняла порученное задание.
— А как умерла твоя мама?
— Два года, как погибла под Алеппо, — упустив голову, грустно произнесла Айгуль. — Тогда много погибло наших. Мама командовала батальоном, а боевиков ИГИЛ было в разы больше. От полного разгрома батальон спасли русские, вызвав авиацию. Ты знаешь, а мама чувствовала, что погибнет. Накануне боя мы долго говорили, вспоминали мое детство. Мама никогда не говорила плохо о моем отце, всегда тепло о нем отзывалась. Когда я вынесла ее из боя с тяжелым ранением в грудь, последние слова были об отце. Мама сказала, что он достойный мужчина и русский офицер.
— Ты тоже во мне рассмотрела русского?
— В той куче крови и грязи рассмотришь! Мне сердце сказало, что ты мой. Русский ты или не русский мне все равно. Вот сейчас, когда избавила тебя от бороды, ты мне еще больше нравишься. Не заводи больше бороду, пожалуйста.
— Да как-то без нее все время обходился. И еще, Айгуль, тебе нужно отдыхать, не все время со мной сидеть, может, пойдешь в гостиницу, нормально поспишь.
— Нет, мой Влад, я не оставлю тебя одного, и это не ревность. Я чувствую, что когда мы находимся рядом, между нами укрепляется незримая связь. Думаю, мое присутствие поможет тебе в быстрейшем выздоровлении, а я лучше узнаю тебя. Иногда, взглянув на тебя, я ощущаю, как по телу растекается тепло, становится спокойно.
Следующее утро мы встретили в одной постели. Никаких греховных мыслей и действий, просто Айгуль уснула со мной рядом. Места на кровати клиники хватило с избытком.
Глава 17
Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что сделалось бы известным и не обнаружилось бы.
Выздоравливал я действительно ударными темпами. Через две недели мне были показаны прогулки в парке, правда, сидя в кресле. Сидеть было не очень комфортно, раны на ягодице напоминали о себе болью и желанием почесать. Медленно заживает плечо. Нет, рана закрылась, воспаления нет, просто разорванные мышцы никак не желали восстанавливаться, поэтому общая подвижность левой руки пока ограничена.
Спустя три недели я расхаживал по парку, опираясь на костыль, естественно, под неусыпным наблюдением Айгуль. За время, проведенное рядом с девушкой, я, как мне кажется, влюбился в нее. Мне в ней нравилось все: улыбка, походка, движение рук и забота, которую она проявляла к своему мужчине. Айгуль готова была выполнить любую мою просьбу, такое вот восточное воспитание.
На днях я не удержался и позвонил отцу, одолжив телефон у Константина Владимировича.
— Влад, сынок, здравствуй, — радостно кричал в трубку отец, — мне сообщили, что ты погиб, выполняя важное задание. — Ты не представляешь, как я рад тебя слышать, слава Богу — ты жив. Господи, как я переживал. Что с тобой, как ты себя чувствуешь, где ты? Почему так долго молчал? Мы тебя уже мысленно похоронили и оплакали, сам понимаешь… Молодец, что дозвонился! Прямо от души отлегло, сейчас за твое здоровье выпью! Да, что там выпью — напьюсь от радости!
— Повторять слова литературного классика не буду, но хочу заверить, что я жив и восстанавливаю здоровье, все хорошо. Кто успел тебе сообщить новости обо мне? Если бы знал, что до тебя дойдет информация обо мне, то, конечно, позвонил бы раньше, обязательно. Я и не подозревал, что вы в курсе дела, правда, с ошибочным диагнозом. Я, дурак, мог бы и сам догадаться, что кое-кто имеет возможность хоть приблизительную информацию о моих передвижениях отслеживать, Васильевич, к примеру. Наверное, он — больше некому.
— Да, это он, Васильевич звонил. В чем ты нуждаешься, чем помочь, я готов сейчас сорваться — и к тебе. Деньги нужны?
— Пока нет, а позже — посмотрим. Как там ты и твои женщины?
— Когда сообщили о трагедии, Катерина два дня не выходила из комнаты, плакала. Мы с Виолеттой не подозревали, что она к тебе так привязана. Прямо сейчас позвоню домой, обрадую. Ты можешь сказать, где находишься?
— Когда полностью восстановлюсь, тогда сообщу, сейчас не хочу тебя беспокоить.
— Ну, ты и фрукт! Я за упокой твоей души выпил не один литр коньяка, а ты меня успокаиваешь. Вообще-то, ты взрослый мужчина, вправе принимать самостоятельные решения.
— Ты прав, привет своим передавай. Большая просьба: ни сам, ни Катя, ни Виолетта, никто чтоб никому не проговорился, что я жив. А если кто будет проявлять интерес к моей скромной персоне — придерживайтесь общеизвестной версии и мне сразу сообщите, на этот телефон — я должен быть в курсе этих дел. Дело в том, что не все так просто, как ты понимаешь. Мы с тобой встречались, о чем-то говорили. Помнишь? Похоже, ноги растут оттуда. И Васильевичу тоже пока ни-ни. Я сам с ним свяжусь, когда полностью восстановлюсь. Не переживайте — уход за мной первоклассный, вокруг меня друзья. Все уже, можно сказать, со знаком плюс. Обнимаю, целую. Всем привет, особенно Катьке. Скажи ей, что она меня оплакала не зря — иду на поправку. Все, пока.