Он пересек комнату и остановился у нее за спиной. Легко прикоснувшись к ее волосам, он спросил:
— Тебя расстроили мои слова? Я… причинил тебе боль?
Он причинил ей боль — сильную. В прошлом.
Но в прошлом он никогда не открывал ей душу. Он никогда не делился своими воспоминаниями, своими чувствами. Сегодня все было иначе.
Эта истина вдохнула в нее искру надежды. Если он перед ней открылся — значит, есть надежда. Надежда, что он ее полюбит, надежда, что у них есть общее будущее. Слабая — но все-таки надежда. В ней вспыхнула радость, прогнавшая страх, оттеснившая неуверенность.
— Джилли?
Он снова прикоснулся к ее волосам, и она закусила губу.
— Ты ничего плохого не сказал и не сделал, Джек. Дело во мне.
— Я не понимаю.
Джилли повернулась и положила ладони ему на грудь и посмотрела ему в глаза. От него исходил жар. Под джемпером мощно билось его сердце.
Джилл посмотрела ему в глаза. Ее собственное сердце колотилось так сильно, что она боялась потерять сознание.
— Я хочу, чтобы мы любили друг друга. Я хочу, чтобы мы стали любовниками, — решительно произнесла она.
— Джилли! — Он резко втянул в себя воздух. — Ты понимаешь, что ты говоришь? Что ты делаешь?
Понимает ли она это? Она заглянула в свое сердце — в свою душу. Самое страшное уже произошло. Защититься от любви к нему невозможно. Ее сердце уже давно принадлежит ему.
И уже давно ничто не казалось ей таким правильным, таким естественным.
— Да, — прошептала она, становясь на цыпочки и прижимаясь к нему. — Я хочу, чтобы мы стали любовниками. Ты против?
— Как ты можешь спрашивать? — Он обхватил ее лицо своими сильными ладонями. — Я так тебя хочу, что у меня дух захватывает. Я засыпаю с мыслями о тебе, представляя тебя рядом. И просыпаюсь с теми же ощущениями.
Она приподняла лицо навстречу ему.
— Тогда больше не заставляй меня ждать.
И он с радостью ей подчинился. Со стремительностью, рожденной долго сдерживаемой страстью, Джек приник к ее губам в долгом поцелуе. Их языки встретились и переплелись. Он погрузил пальцы в ее волосы, привлекая ее к себе.
Джилл пыталась представить себе, что принесет ей следующий час, где она окажется еще через неделю, — и поспешно прогнала эти мысли. Она так долго мечтала снова оказаться с ним! Так долго — кажется, целую вечность. И она не будет портить этой минуты тревогами, а завтра пусть будет что будет.
Он подхватил ее на руки и, на миг отстранившись от ее губ, пробормотал:
— Куда?
— Наверх, в мою спальню.
Джек быстро поднялся по лестнице, Джилл невольно удивилась, что он двигается так легко, неся ее на руках. В спальне было темно — она не открывала занавесок, чтобы не впускать в комнату солнце. Джек подошел к окну и рывком отдернул занавески. В комнату ворвался солнечный свет, теплый, ослепительно белый, и залил комнату и кровать. Затопил их обоих.
Джек отнес ее к незастеленной постели, и они упали на смятые простыни. Джек снова приник к ее губам в таком властном поцелуе, что у нее перехватило дыхание. Но она ответила на его поцелуй с не меньшим жаром, оплетая его язык своим. Они издавали негромкие страстные стоны, — стоны нетерпения, слишком долго не находившего удовлетворения желания.
Джилл не терпелось прикоснуться к его коже, и она начала сражаться с его одеждой, так же как он — с ее. Они отодвинулись друг от друга на секунду, которой хватило, чтобы она стянула через голову его джемпер, и тут же снова сплелись в объятиях, словно разлучились не на одно мгновение, а на целую вечность.
Последовав ее примеру, Джек сорвал с нее футболку. Под его руками ее кожа была гладкой и теплой, как нагретый солнцем атлас. Он почти благоговейно провел пальцами по ее ключицам, по плечам и рукам…
А потом он приник губами ко всем тем местечкам, которые только что исследовал руками, наслаждаясь тем, как она выгнулась ему навстречу и застонала. Он так долго этого ждал! Ждал, чтобы прикоснуться к ней и ощутить аромат ее кожи. Услышать, как она страстно шепчет его имя. Ему не хватало ее — гораздо сильнее, чем он считал до этой минуты. Ни одна женщина не волновала его так, как Джилл. Ни одна женщина так его не трогала.
С этой мыслью пришла волна беспокойства, пришло предупреждение. Джек прервал поцелуй и осторожно положил Джилл на спину. Приподнявшись на локтях, он с нежностью посмотрел на нее.
— Ты так прекрасна, — чуть слышно сказал он. Она покраснела, и он снова улыбнулся. — Мне особенно нравится этот оттенок розового.
Кончиками пальцев он выводил замысловатые узоры по ее порозовевшей коже и кружевному лифчику, полускрывшему от него ее груди. И от этой ласки ее соски набухли и натянули ткань.
Он просунул палец под кружево, подразнив ее этим прикосновением, а потом убрал руку. Джилл вцепилась в простыню: ей хотелось большего, хотелось ощутить прикосновение его губ и языка. А он продолжал ее мучить, просто любуясь ею, чуть поглаживая, прижимая ладонь, изредка легонько проводя губами по ее плоти.
И наконец, не сдерживая желания, Джилл запустила пальцы в его волосы и прижала его лицо к своей груди. И Джек ее не разочаровал. Он расстегнул переднюю застежку ее лифчика, и спустя секунду его руки и губы уже ласкали ее по-настоящему.
По ее телу побежали волны страстной дрожи, и она выгнулась, прижимаясь к нему всем телом.
— Джек… Джек… ты мне нужен.
Она поспешно начала расстегивать его джинсы. Ее пальцы нашли язычок молнии и потянули его вниз. Он оказал ей ответную услугу, путаясь пальцами в пуговичках шортов, сдвигая их с ее бедер.
Оказавшись наконец нагими, они прижались друг к другу — плоть к теплой плоти. Испытывая невероятное блаженство, Джилл начала прикасаться к нему. Исследуя. Узнавая заново. Когда-то она знала его тело почти так же хорошо, как свое собственное. Она знала, что ощущает, дотрагиваясь до его кожи пальцами, как его тело разгорается от ее прикосновений. Она знала, какие мускулы напрягаются и перекатываются у него под кожей, когда он сжимает ее в объятиях. Она знала, какие ласки ему приятнее всего.
И сейчас, когда Джилл начала свое исследование, у нее включилась сенсорная память. Она оживала с каждой минутой, проснувшись впервые за эти пять лет. Джек мало изменился. Его тело стало крепче, шире. Теперь это было тело мужчины, окончательно созревшего, сильного.
Губы Джилл двигались вместе с ее руками: пробовали, узнавали, ласкали, дарили и получали наслаждение.
Она замерла у глубокой впадины у него на боку. Легко проведя по ней указательным пальцем, Джилли спросила, повернув к нему голову:
— Что это?
Голос у нее был глухим от страсти.
— Шрам. Пустяк.
— Это не пустяк. Шрам очень большой. — Она нахмурила брови. — Откуда он у тебя?
— Два года назад, — пробормотал он, обхватив ее лицо ладонью, — когда я шел по центру… Какой-то тип попробовал меня ограбить. У него был нож, и…
— Нож! — воскликнула она, вздрогнув. Джек, тебя же могли убить!
Он притянул ее к себе, успокоительно поглаживая по плечу:
— Но меня не убили. Это был скользящий удар. Даже кость не задета. Пустяк.
Ножевое ранение! Она словно сама на себе испытала эту боль. Она могла его потерять. И ей пришлось бы узнать об этом из газет. Или от знакомых.
У нее к глазам подступили слезы, но она постаралась с ними справиться.
— Где ты был, когда это случилось? Это было ночью? Или днем? С тобой кто-нибудь…
— Это неважно. — Он прикоснулся губами к ее губам. — Со мной все хорошо, Джилли, хорошая моя. Все хорошо.
— Нет, важно! — яростно возразила она. — Ты был в опасности!
— Спасибо, что тебе это важно, — прошептал он, снова целуя ее.
Она обхватила его руками.
— Я больше не хочу ждать, Джек. Люби меня.
— Но ты не…
— Нет. — Она приложила пальцы к его губам. — Я хочу тебя и не могу больше ждать…
Джек всмотрелся в ее лицо. Его собственное напряженное выражение лица говорило о том, с каким трудом он себя сдерживает.