— Стопроцентной уверенности у меня нет, но я готов дать девяносто пять процентов, что судья присудит опеку тебе.
— Правда?
Она смотрела на него с такой надеждой, что ему стало больно. Он сделал глубокий вдох.
— Да, правда. Как и сказал твой адвокат, хорошо, что Ребекка — девочка. С сыном было бы сложнее. И то, что у Питера уже есть еще один ребенок, тоже дочь, также говорит в твою пользу.
Зажегся зеленый свет, и он поехал через перекресток.
— И ведь он сказал тебе, что угрозы Питера относительно наших отношений и твоей работы в кинообозрении — это просто шум? Судью интересует только одно: какие вы родители. И точка. Он должен исходить из интересов девочки.
— Питер — хороший отец. — Она снова стиснула пальцы. — Он очень сильно любит Ребекку, сильнее просто невозможно. И это меня пугает. Судья это увидит, он услышит показания Джин на этот счет, и мать Питера будет распространяться об этом. А кто расскажет, какая я чудесная мать? Учительница из подготовительной группы? Женщина, которая присматривает за Ребеккой?
Она чуть слышно всхлипнула, и Джек понял, с каким трудом она продолжает держаться.
— Адвокат Питера будет подчеркивать, что я работаю, что Питер может дать Ребекке традиционную семейную жизнь: собака, младшая сестра, куча детей по соседству. Этого я ей дать не могу.
Джек поморщился. Это были минусы. Адвокат прямолинейно честно высказал все, что говорит в пользу Джилл, и что — против.
Джек колебался, не желая расстраивать ее еще больше собственной неуверенностью.
— Не надо ожидать худшего, Джилли. Старайся поменьше тревожиться. Так будет только хуже тебе и Ребекке.
Она прикусила губу и отвернулась, оставив этот бесполезный разговор. Джек последовал ее примеру, хоть и понимал, что ничем ей не помог, что теперь было не время для логических рассуждений. Ей было слишком больно.
И ему тоже.
«Отец был прав, — мрачно подумал Джек. — Нельзя иметь все сразу: любовь и семью — и блестящую карьеру. Что-то обязательно будет страдать, кому-то будет больно. Пусть даже только тому, кто пытается иметь одновременно все». Он и прежде понимал истинность отцовских слов, но пытался не согласиться с реальностью — хотел этого больше всего на свете из-за своих чувств к Джилл и Ребекке.
Они подъехали к дому, и, не дожидаясь его, Джилл вылезла из машины и быстро пошла к калитке — почти побежала. Он пошел следом за ней, удивляясь такой спешке. Он понял ее причину в ту секунду, когда Джилл увидела Ребекку. Он забыл, что девочка днем должна была вернуться от отца. У Джилл просветлело лицо, и она подхватила малышку на руки.
— Я по тебе скучала, киска. Очень-очень.
— И я тоже.
Зажмурившись, Ребекка тоже крепко обняла мать.
— Вам с Маргарет было весело?
— Угу. — Малышка улыбнулась и вырвалась из объятий матери. — Мы тебе кое-что сделали.
— Вот, куколка. — В комнату вошла Маргарет с тарелкой печенья. Она вручила ее Ребекке, и та гордо продемонстрировала кривые кусочки теста, посыпанные сахаром.
— С виду — просто здорово, — пробормотал Джек, рассматривая угощение.
— Объедение! — подхватила Джилл.
— Можешь попробовать, — с сияющей улыбкой предложила Ребекка. — Они для тебя и мамочки.
Зазвонил телефон, и, взяв одно печенье, Джилл ушла в соседнюю комнату, чтобы ответить на звонок.
Звонила Дана.
— Джилл, ты уже дома. — Услышав в голосе подруги облегчение, Джилл почувствовала мощный прилив благодарности. В эти последние недели Дана очень ей помогла: оказывала ей моральную поддержку, служила настоящей опорой. — Ну, как?
— Нормально. В общем, как я и ожидала. Мы только-только вошли.
Дана безнадежно хмыкнула:
— Я надеялась на какое-нибудь чудо. Например, что Питер вдруг опомнится и передаст опеку над Ребеккой добровольно.
Джилл по привычке начала наматывать телефонный шнур на указательный палец.
— Нет, боюсь, что на такой поворот событий рассчитывать нечего.
— Мне искренне жаль, Джилл. И если тебе что-нибудь понадобится — звони, не стесняйся. И скажи Джеку, что к нему это тоже относится.
Джилл озадаченно нахмурилась.
— Джеку? Что ты имеешь в виду?
— Ну, из-за болезни его отца, ты же знаешь. Могу себе представить, как тяжело он это принимает.
Джилл посмотрела в сторону двери и увидела в соседней комнате Джека и Ребекку. Он сидел на корточках перед ее дочерью, жевал печенье и был поглощен тем, что она ему рассказывала.
«У Джека болен отец? Когда он об этом узнал?»
— Джилл? Нас не прервали?
— Нет, все в порядке. — Она откашлялась. — Джек не упоминал о болезни отца. Это серьезно?
Дана секунду не отвечала, потом негромко чертыхнулась.
— У него рак. Очень запущенное состояние…
У Джилл из пальцев выскользнуло печенье, расколовшееся на мелкие кусочки на деревянном полу.
— Рак? Ты точно знаешь?
— Джилл, врачи говорят, что надежды нет.
Он умирает, поняла Джилл, испытывая острое сочувствие к Джеку. Как ему должно быть трудно! Он должен чувствовать себя просто ужасно — особенно если учесть, насколько у него с отцом были плохие отношения.
Но он ей ничего не сказал.
Джилл наклонилась, чтобы собрать крошки. Руки у нее так дрожали, что ей едва удалось это сделать. Как Джек мог ей ничего не сказать? Она была совершенно ошеломлена. Как он мог утаить от нее столь важное? Она-то считала, что они близки настолько, что должны делиться всем.
В Джилл поднялась боль — и ощущение того, что ее предали…
Дана вежливым покашливанием напомнила о себе:
— Послушай, Джилл, мне очень неловко. Я не должна была…
— Нет, Дана, извиняться надо не тебе.
— Он сказал мне это только потому, что ему может понадобится уехать.
— Я понимаю, Дана. Тебе не надо мне ничего объяснять. — Джилл сделала глубокий вдох. — Спасибо за звонок, я очень ценю твое внимание. Я перезвоню попозже.
Она положила трубку, а потом некоторое время стояла, слепо глядя перед собой, стараясь справиться с наплывом чувств, которые грозили полностью ее захватить. Боль и ущемленная гордость. Гнев и отчаяние. Сочувствие и жалость к Джеку.
Какая она была слепая дурочка, какая наивная идиотка! Тем утром в День Благодарения он чем-то с ней поделился. Он рассказал ей о своем прошлом, об отце, о своих чувствах. И она цеплялась за это, лелеяла те минуты в своем сердце, как символ того, что их отношения не безнадежны, что у них есть шанс…
Она ошибалась.
Они и сейчас не ближе, чем пять лет тому назад. Он — все тот же эгоистичный мужчина, и у них все те же бесперспективные отношения.
Джилл сжала кулак, и остатки печенья рассыпались в мелкие крошки. Джек не хотел сегодня с ней ехать к адвокату: она поняла это по его глазам, когда обратилась к нему с этой просьбой. Теперь она жалела о том, что попросила его сопровождать ее. Она нуждалась в его моральной поддержке, она хотела, чтобы рядом оказался кто-то, кто помог бы ей взять себя в руки, если дело примет скверный оборот.
У нее защипало глаза от слез.
Как ей хотелось бы быть рядом с ним. Ей хотелось обнять его и успокоить. Ей хотелось переживать вместе с ним и хорошее, и плохое. Но он не дает ей это делать.
Джек все время отстранялся от нее.
Стена, которой он окружил себя в тот день, когда присматривал за Ребеккой, больше ни разу не исчезала — никогда. Даже когда они любили друг друга. Не надо было быть гением, чтобы понять, что происходит: он уже тяготится отношениями с ней. Он из чувства жалости дожидается конца судебного процесса, чтобы об этом объявить.
Слезы, навернувшиеся ей на глаза, грозили вот-вот пролиться. Джилл гордо выпрямилась и направилась к Джеку. Она с самого начала знала, что это должно случиться, — нет причины плакать и закатывать истерики.
Джилл нетерпеливо смахнула слезы, покатившиеся у нее по щекам. Она больше так не может. Если Джек не хочет открыть ей свое сердце, если он не собирается дать ей всего, то им придется распрощаться.