– Прорицаешь помаленьку?
– Нет, просто мне кажется…
Сквозь пар сверкнул здоровый глаз сирийца – черный и внимательный.
– Мартинус, кто ты такой?
– Ты о чем?
– Есть в тебе что-то… не знаю, как сказать… странное. Ты проявляешь будто невзначай самые необычные познания. А когда я пытаюсь расспросить тебя о твоей родине, о том, как ты попал сюда, – уходишь в сторону.
– Ну… – промолвил Пэдуэй, лихорадочно соображая, как выпутаться. И вдруг придумал ответ – правдивый, но весьма двусмысленный. – Видишь ли, я покинул страну в большой спешке.
– А! По соображениям здоровья, надо полагать? Тогда я понимаю твою похвальную скромность. – Томасус подмигнул.
Когда они неторопливо шли по Длинной улице к дому Мартина, разговор коснулся бизнеса. Пэдуэй не скрывал своего удовлетворения.
– Я доволен. Новый перегонный аппарат будет готов на следующей неделе, а медными листами заинтересовался один торговец, отплывающий в Испанию. Правда, сейчас я ожидаю убийства.
– Убийства?
– Да. Фритарик и Ганнибал Сципио никак между собой не поладят. Ганнибал, получив в подчинение двух людей, стал еще заносчивее, чем прежде. Он на Фритарике просто верхом ездит.
– Верхом ездит?
– Образное выражение, американское. Ганнибал постоянно гоняет Фритарика, подвергает его насмешкам и издевательствам… Между прочим, я готов вернуть тебе долг.
– Великолепно, мой дорогой Мартинус! Но разве тебе больше не понадобится ссуда?
– Не уверен, – сказал Пэдуэй, совершенно уверенный, что понадобится. – По правде, я не прочь расширить производство.
– Замечательная идея! Разумеется, теперь, когда все у тебя идет хорошо, мы поставим отношения на более деловую основу.
– То есть?
– То есть увеличим тот смехотворно малый процент до нормального…
– Ха-ха-ха, – отчеканил Пэдуэй. – Так я и думал. Пойми же: убедившись в надежности помещения денег, процент следует уменьшить.
– Мартинус! – с болью в голосе воскликнул сириец. – Такова твоя благодарность человеку, который сделал тебе столько хорошего!
– Не хочешь – не одалживай. Многие банкиры будут рады научиться американской арифметике.
– Послушай его, Господи!.. Грабеж! Разбой! Я не поддамся! Ну и ступай к другим!..
Сошлись на десяти процентах. По словам Томасуса, для него это было все равно что вырвать из груди сердце и сжечь его на алтаре дружбы.
Говоря о предстоящем убийстве, Пэдуэй вовсе не ожидал, что окажется пророком. Поэтому был удивлен не меньше Томасуса, когда, войдя в мастерскую, увидел, как Фритарик и Ганнибал, ощерившись, будто два злющих пса, испепеляют друг друга взглядом. Вошедших ни один из них не заметил.
– Ты что же этим хочешь сказать, придурок?! – вскричал Ганнибал. – Валяешься тут день-деньской, ленишься на другой бок перевернуться, да еще смеешь делать мне замечания…
– Я предупреждал, – процедил Фритарик, – если застукаю тебя еще раз, то доложу хозяину. Забыл? Теперь будешь отвечать.
– Да я перережу тебе глотку! – взревел Ганнибал. Вандал бросил короткое, однако очень едкое замечание о любовных привычках сицилийца. Ганнибал выхватил кинжал и кинулся на Фритарика. Тот хотел уклониться от удара, но острие клинка вонзилось ему в предплечье.
Едва Ганнибал вновь занес руку, как Пэдуэй вышел из оцепенения. Он бросился вперед, оттащил сицилийца от его соперника и тут же вынужден был драться не на жизнь, а на смерть, чтобы не оказаться зарезанным самому. Ганнибал в бешенстве выкрикивал что-то нечленораздельное, в уголках рта пузырилась пена.
Потом раздался глухой удар, и Ганнибал обмяк, выронив кинжал. Мартин отпустил сползающее на пол тело и увидел, что Нерва, старший из двух подручных, держит за ножку табурет. Все произошло очень быстро – Фритарик только наклонялся, чтобы вооружиться палкой, а Томасус и второй подручный все так же стояли у двери.
– Назначаю тебя новым мастером, – отдышавшись, сказал Пэдуэй Нерве. – Из-за чего шум, Фритарик?
Вместо ответа вандал мрачно направился к лежавшему без сознания Ганнибалу. На его лице ясно читалось свирепое и недвусмысленное желание убивать.
– Хватит! – прикрикнул Пэдуэй. – Еще шаг, и ты тоже уволен!.. В чем его вина?
Фритарик взял себя в руки.
– Он тайно выносил прокатанные листы меди и торговал ими. Я хотел положить этому конец, ничего тебе не говоря. Кто любит доносчиков?.. Хозяин, позволь хотя бы один хороший удар! Я всего лишь бездомный скиталец, но моя честь…
Пэдуэй не позволил. Томасус посоветовал составить заверенную клятвой жалобу и арестовать мошенника, однако Мартин, не желая связываться с судопроизводством, отверг и это предложение. Зато он позволил Фритарику, когда Ганнибал пришел в себя, вышвырнуть сицилийца за дверь мощным пинком в седалище.