На пятое воскресенье своего пребывания в древнем Риме Пэдуэй позволил себе отдохнуть. Весь месяц он ни днем ни ночью не знал покоя: помогал Ганнибалу, носил корзины с бутылками и, между прочим, торговался с назойливыми рестораторами, чьи клиенты прослышали о замечательном напитке. Когда в экономике царит дефицит, отметил Пэдуэй, не надо заботиться о качестве — был бы товар! Он уже подумывал еще об одном займе у Томасуса — на новый аппарат, только на этот раз сделанный не из отбитых молотками неровных полосок меди, а из пропущенных через прокатные валки листов.
Однако сейчас, смертельно устав от самогонном бизнеса, Мартин страстно мечтал развлечься, то есть посидеть в Ульпиевой библиотеке. Глядя на себя в зеркало, Пэдуэй думал, что внутренне он совсем не изменился: все так же не любит торговаться и орать на прохожих. Но внешне… Никто из былых знакомых теперь бы ею не узнал. Пэдуэй отпустил короткую рыжеватую бородку — отчасти оттого, что никогда в жизни не брился опасной (и тупой!) бритвой; отчасти же оттого, что всегда втайне мечтал о бороде, полагая, что при этом не так выделялся бы его крупный, хотя, безусловно, благородный нос.
Он подобрал себе далматику — византийского стиля длинную тунику с широкими рукавами. Брюки от твидовом костюма придавали ему вид несколько нелепый, но щеголять в модных коротких штанах в преддверии наступающей зимы Мартин не хотел. Наряд завершал плащ из грубой шерсти — попросту большое квадратное одеяло с дырой для головы. Нашлась и старушка, которая связала носки и нижнее белье.
В общем и целом Пэдуэй был весьма доволен собой и благодарил судьбу, сведшую его с Томасусом. Сириец оказывал ему большую помощь.
К библиотеке Мартин подходил с тем же сладостным трепетом в груди, с каким юноша ждет встречи с возлюбленной. И не остался разочарован. Он едва не заплакал от нахлынувших чувств, когда, бросив первый беглый взгляд на полки, увидел «Историю Вавилонии» Бероса, все работы Ливия, «Покорение Британии» Тацита и полный вариант «Истории готов» Кассиодора. Ради знакомства с этими рукописями не один историк двадцатого века с радостью совершил бы убийство. На несколько минут Мартин просто растерялся, застыв подобно пресловутому ослу меж двух стогов сена. Затем с душевными муками все же сделал выбор, посчитав Кассиодора более актуальным. Он вытащил толстенные фолианты и сел за столик.
Это была тяжелая работа — даже для человска, свободно владеющего латынью. Но невероятное многословие и вычурность стиля не беспокоили Пэдуэя — он искал факты.
— Прошу прощения, господин, — неожиданно раздался голос библиотекаря, — высокий варвар с песочными усами — не твой человек?
— Вероятно, — сказал Мартин. — А что?
— Он заснул в Восточном отделе и так громко храпит, что читатели жалуются.
— Я разберусь, — пообещал Пэдуэй и пошел будить Фритарика. — Разве ты не умеешь читать?
— Нет, — безыскусно ответил вандал. — Зачем? В моем замечательном поместье в Африке…
— Да-да, знаю, старина. Но тебе придется либо учиться грамоте, либо храпеть на улице.
Фритарик сделал выбор незамедлительно и, обиженно ворча на восточно-германском диалекте, удалился. У Пэдуэя сложилось впечатление, что его телохранитель весьма невысоко ценит образование.
За столиком Мартина, листая Кассиодора, сидел представительный пожилой итальянец, одетый просто и в то же время очень элегантно.
— Прошу прощения. Я хотел осведомиться, не прочитана ли эта книга.
— О, пожалуйста, мне нужен только первый том.
— Не беспокойся, дорогой друг, должен лишь предупредить тебя: обязательно клади книги на место. Ярость Сциллы, оставленной Язоном без добычи, не идет ни в какое сравнение с гневом высокочтимого библиотекаря… Позволь поинтересоваться, какого ты мнения о трудах нашего славного префекта преторий?
— У него богатый материал, — взвешенно ответил Пэдуэй, — однако слишком пышная манера изложения.
— Что ты имеешь в виду?
— Я предпочитаю менее витиеватый стиль.
— Как!.. Наконец-то среди современных авторов появился писатель, не уступающий великому Ливию, а ты говоришь… — Представительный господин спохватился и понизил голос: — Какая красочная выразительность, какая изысканная риторика!