Через какое-то время Соломенцев позвонил и говорит; «Михаилу Сергеевичу я передал». — «И что он?» — «Он при мне положил ее в сейф».
Больше к этому вопросу «верхи» не возвращались. Видимо, не нашли ничего тревожного для себя. А я и не будировал.
История должна говорить сама
Книга дневниковых записей и воспоминаний Петра Ефимовича Шелеста интерес, на наш взгляд, представляет особый. Еще совсем недавно, до перестройки, до разрушения Советского Союза, системы социализма свидетельство одного из высших руководителей правящей партии и, стало быть (как это тогда было), страны имело бы свое значение. И профессиональные историки, и просто читатели прежде всего пытались бы получить новые сведения о святая святых советской политики. Ведь не только личная жизнь «верхов», но и то, как формировалась политика, были «за семью печатями».
Да, нам, живущим на пространствах бывшего СССР, по сей день интересны и тайны кремлевских коридоров, и Старой площади, и тайны политической деятельности на следующем, республиканском уровне. Тем более речь здесь идет о такой республике, как Украина. Но для нас ныне важно многое под углом зрения не любознательности, а с позиций, отмеченных крушением привычного мира, крушением иллюзий и распространением или утверждением новых ориентиров развития. На наших глазах переплетались в судьбах миллионов, в наших судьбах трагедии и надежды, озарения и разочарования.
Мы пытаемся понять, почему и как теряла конкурентноспособность страна, система, сумевшая ко второй половине XX века выйти в мире на убедительные уровни и рубежи. За страной стояли Великая Победа над фашизмом, устойчивое промышленное развитие, впечатляющие достижения науки и культуры, военно-стратегическое равновесие между «нами и ими». А пик деятельности автора книги пришелся именно на переломные годы.
Мы все, называвшие себя советские Люди, по-разному отнр- сясь к системе, социализму, имея различный жизненный опыт, занимая разное положение в обществе, наследовали то, что было начато революцией, приобрело свои черты в годы сталинизма, что менялось при Хрущеве и Брежневе... А теперь мы уже прошли через перестройку. Вошли в постперестроечный период. Нам многое о прошлом стало известно такого, что было скрыто. Мы многое оцениваем иначе. Мы по-новому смотрим сегодня и на нашу писанную и переписанную историю. Но чтобы не поддаться очередной раз соблазну перекрашивания прожитого и пережитого дедами и отцами, надо лучше, много лучше знать о событиях из первых уст.
Данная книга — это в значительной мере не воспоминания, а дневники, реконструированные дневниковые записи. Эта книга — своеобразный исторический документ. Тем она и интересна. Безусловно, суъективен любой автор. Но одно дело оценочный, исследовательский субъективизм, другое — личностный взгляд человека, который активно влиял на большую политику и именно так, как он понимал свое время, потребности страны, счастье народа. Без знания «субъективизма» такого рода эпоху не понять. Хотя при реконструкции дневниковых записей автор не избежал вторжений в историю из нового времени. И читатель увидит и21менение оценок в зависимости от положения автора, его места в политике.
Когда издательство предложило нам выступить научными консультантами этого издания, мы согласились, во-первых, потому, что понимали ценность свидетельств П. Е. Шелеста, исходя именно из отмеченного выше отношения к историческим документам. Во-вторых, мы с самого начала договорились и с автором, и с издательством, что в самой книге не будет наших оценок. Мы взялись только помочь автору Отобрать из тысяч и тысяч написанных им страниц то, что нам представляется наиболее значительным. Никаких конъюнктурных сокращений. Только вынужденный, диктуемый объемом книги отбор материала. В-третьих, мы старались, чтобы в книге не только при разговоре об этапных событиях, но и в деталях (наблюдения, характеристики, сам ритм, стиль жизни руководства, круг обязанностей и увлечений) жило время, действовал сам автор. И, наконец, мы понимали и понимаем, что для историка могут представлять интерес и факты, оценки, оставшиеся в рукописи и не вошедшие в книгу. С ними можно познакомиться в Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ), куда П. Е. Шелест сдает все свои записи и где они будут со временем включены в научный оборот.
В конце книги — подготовленные нами комментарии. Мы сознательно комментировали не все и упоминаем здесь не всех людей. Подход наш основывался на желании сказать лишь о тех деятелях эпохи, о тех явлениях, без которых время теряет свое лицо, а автор — конкретный, в том числе субъективный контекст, без чего не всегда понятна логика развития. Безусловно, в комментариях заложен наш взгляд на описываемые годы, политические действия. Нам это представляется естественным, так как прятаться за безликую, но распространенную редакторскую формулу, что не со всеми оценками и выводами автора мы согласны, в данном случае не хотелось и по научным, и по этическим соображениям, по принципам нашего отношения к дневникам. Более того, мы изначально не брали на себя редакторские функции. Но у нас тоже есть свое понимание описываемого в книге времени. А осмысливая годы, десятилетия советской эпохи во время работы над книгой, мы не могли не сверять переживания, оценки автора с тем, что выстрадано нашей собственной жизнью.
Научные консультанты:
В. К. Егоров, доктор философских наук, профессор;
Г. А. Юдинкова, научный сотрудник РЦХИДНИ
Комментарии
1. Орден Святого Георгия бьш учрежден в 1769 году, имел четыре степени и предназначался вначале лишь для офицеров и генералов, проявивших особую храбрость в боях. В 1807 году он был введен для солдат и унтер-офицеров, а с 1913 года стал назьшаться Георгиевским крестом. Полный Георгиевский кавалер, имеющий награды всех четырех степеней, был особо почитаем.
2. «Сеятель» — частное издательство Е. В. Высоцкого, работавшее в Петрограде (Ленинграде) в 1922—1930 годах. Ежегодно вьшускало 50—60 изданий научной, научно-популярной, справочной, методической и художественной литературы.
3. Земские школы — школы с 3—4-летним сроком обучения, открывавшиеся земствами в дореволюционной России. Земства (земские учреждения) — выборные органы местного самоуправления, ведавшие просвещением, здравоохранением, дорожным строительством и т. д. Существовали в 1864—1918 годах.
4. Двоевластие — своеобразное переплетение двух властей в России после Февральской революции (1—2 марта — 5 июля
1917 года): буржуазной в лице Временного правительства и революционно-демократической в лице Советов. Поддержка Советами Временного правительства, политика последнего вызывали резкое недовольство масс. Обострение положения привело 4 июля 1917 года к расстрелу мирной демонстрации и к полной передаче Советами власти Временному правительству, что означало конец двоевластия и Мирного этапа развития революции.
5. П^осввта (изба-читальня) — один из видов клубных учреждений в СССР в 20—30-е годы. Играли особую роль в культур- но-просветительской работе в деревне.
6. Товарищества по совместной обработке земли (ТОЗ) — ' форма сельскохозяйственной производственной кооперации * в первые годы Советской власти. Существовали до коллективизации (конец 20-х — начало 30-х годов). ТОЗы — далеко не единс№енные жертвы коллективизации сельского хозяйства'
в СССР. В ходе нее были насильственно ликвидированы традиционный уклад жизни деревни, большинство иных видов кооперации, насаждались внеэкономические отношения в сельхозпро- изводстве, во взаимоотношения города и деревни в целом, погибли и были репрессированы миллионы людей. По основным показателям сельское хозяйство страны после сталинской коллективизации смогло выйти на довоенный (1913 год) и нэповский (вторая половина 20-х годов) рубежи только в конце 30-х годов.
7. Брестский мир — договор, заключенный в Бресте в марте
1918 года между Советской Россией, с одной стороны, и Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией, с другой, с целью выхода России из войны. При этом Германии отходили Польша, Украина, Прибалтика, часть Белоруссии; Турции — часть Закавказья. Договор был аннулирован Советским правительством в ноябре 1918 года после революции в Германии. Рассматривался в свое время одними как вынужденный дипломатический маневр Советского правительства, другими — как предательство национальных интересов страны.