Еще будучи в Москве, я дал задание созвать 15 октября на 18—19.00 партийный актив республики.
15 октября* Заседание проходило в здании Верховного Совета. Было более двух тысяч человек. Особо готовиться не было времени, да для меня все было ясно, так как мной весь ход событий был зафиксирован в блокноте. Из Москвы я попросил своего помощника Н. Т. Кучера подготовить некоторые выкладки и положения. С аэродрома Жуляны прямо поехал на партийный актив. Нельзя сказать, чтобы я не волновался, хотя и возвратился в Киев с «победой», но торжествовать не было от чего, да и рано. Меня самого тревожили многие вопросы, однако я был уверен, что партийный актив правильно все поймет и одобрит решение Пленума ЦК, но внутреннее волнение бШо очень велико. Никогда никому не верьте, что, мол, он перед сложными вопросами не волнуется. Это или частое вранье, бравада, либо полнейшая безответственность за порученное дело.
В печати и по радио еще не было никаких сообщений о прошедшем Пленуме ЦК. Но многие из актива интуитивночувствовали, что произошло или происходит что-то весьма важное, значимое, поэтому была общая настороженность. Все, что я говорил в своей информации о Пленуме и организационных выводах, для всех буквально было новостью и неожиданностью. Подробно, но в пределах допустимого, бьшо сказано о заседании Президума ЦК и как обсуждались там все вопросы. Сказал, что Президиум обсудил вопрос о Н. С. Хрущеве и счел необходимым вьгаести этот вопрос на Пленум ЦК; подробно осветил работу Пленума и принятое им решение, которое будет завтра опубликовано в печати. Сказал, что доклад Суслова публиковаться не будет. О заявлении Н. С. Хрущева будет сообщено также в печати.
Надо в спокойной форме довести до сведения партийных масс о решении Пленума ЦК, не делая из этого особой сенсации. Все положения, которые произошли в партии разъяснить и беспартийньш. Наша партия монополитна. Ее ленинское ядро ЦК КПСС оказалось на высоте задач и приняло правильное решение. Заверил ЦК КПСС от имени КПУ, что мы все целиком и полностью поддерживаем и одобряем решения Пленума ЦК КПСС. На этом я и закончил свое выступление. Актив прошел с большим внутренним напряжением. Приняли постановление актива, одобряющее решение Пленума.
С того времени прошло много лет, но прямо надо сказать, что многие вопросы, за которые критиковали Хрущева, так до скх пор и остались нерешенньпми. А некоторые положения даже усугубились.
Все закончилось, все отшумело, «праздник победы» прошел, настоящая жизнь требовала своего, надо было снова много думать над реорганизацией партийных и советских органов в центре и областях, подбирать и расстанавливать кадры.
Начало работы при Л. И. Брежневе.
Подгорный мне говорил: «Не будь с ним слишком откровенным»
Наступила 47-я годовщина Октября, шло много поздравлений, писем, телеграмм, телефонных звонков. С поздравлением позвонили мне А. Н. Шелепин и В. П. Мжаванадзе и довольно туманно повели разговор, что, мол, некоторые члены ЦК КПСС «скрипят», идет разговор, что они остались за бортом, тогда как они играли немаловажную роль в подготовке октябрьского Пленума ЦК. Далее они более ясно сказали, что «в общем происходят ненормальности, группа членов ЦК, в частности Игнатов, Аристов, Фурцева, Патоличев и другие, высказывают свое недовольство и претендуют на руководящие роли в Президиуме ЦК, говорят о своих заслугах. Они очень нелестно и неуважительно высказываются о Брежневе». Спра- пгавали моего мнения. Я откровенно высказался, что на данном этапе никаких группировок допустить нельзя, это опасно, и всему этому надо дать самый решительный отпор.
В областях проходят партийные активы по итогам октябрьского Пленума ЦК, в частности, из Одессы и Запорожья сообщили, что на активах даже были выкрики: «Да здравствует октябрьс1сий Пленум!» Говорилось о том, что, мол, накормили народ, теперь все есть в магазинах. Привычка — пхумим по любому поводу, мы умеем поднять народ, что часто не думаем о последствиях и пользе этой шумихи.
На 47-ю годовщину Октября был приглашен Чжоу Энь Лай, надеялись нормализовать отношения с Китаем, и по этому вопросу велись переговоры. Правда, китайщ»! требовали от нас невозможного, прежде всего, чтобы мы отказались от принятых решений XXII съезда КПСС, в частности, по культу Стали-' на, чтобы мы решительно осудили международную деятельность Н. С. Хрущева и, прежде всего, его отношение к Китаю.
Во время приема в Кремле произошел довольно неприятный инщедент. Р. Я. Малиновский, министр обороны, очевидно, подвыпив, непродуманно и в резкой форме нелестно высказался в адрес Мао. Он примерно так сказал: «Вот мы убрали Хрущева, уберите и вы Мао Цзэдуна, и все будет хорошб». Чжоу Энь Лай воспринял все это как оскорбительный выпад против «вождя». Президиум ЦК КПСС вынужден был более двух часов вести переговоры с Чжоу Энь Лаем, чтобы в какой-то мере сгладить неприятный инцидент.. Малиновскому было сделано соответствующее внушение. Чжоу Энь Лай сразу же уехал на родину, по существу, прервал переговоры.
Наступил 1965 год. Встречал Новый год в кругу семьи й близких мне людей, собралась хорошая компания, было весело, хорошо. Встреча затянулась до 7 часов утра. Пришел новый год, в дневнике было написано:
«Вот и начался новый, 1965 год, что он принесет? Должен, обязан, мы его просим очень принести счастье, успехи в работе, здоровье, выполнение планов и заданий для блага народа. Уверен, что 1965 год будет годом хорошим во всех отношениях —. это так».
С первых дней января пошли разговоры о съезде колхозников страны. Хорошо бы начать эту работу со съездов колхозников союзных республик. Такое предложение и внесла Украина.
Дал задание соответствующим товарищам подготовить вопросы для Президиума ЦК КПУ по изучению партийного подполья на Украине и исследованию быта и культуры современного села. ·
11 января из Москвы позвонил В. К. Малин — заведующий особым сектором ЦК КПСС. Он сообщил, что на 12 января назначается заседание Президиума ЦК, надо мне быть.
12— 14 января заседали, вопросов много, а беспорядка и неразберихи еще больше.
Был установлен никому не нужный и ничего не дающий, кроме формализма, порядок, что все члены, кандидаты в члены Црезидиума ЦК и секретари обязаны высказывать свое мнение по любому вопросу. Это была ложная демократия и настоящая говорильня. Более того, считалось, чем длиннее речь, тем активнее человек принимает участие в обсуждаемом вопросеа^ В противном случае подавалась реплика: «Ну что ж, он сказал несколько слов». Главное было больше говорить, а не глубина знаний или содержание сказанного. Очень пространные речи, произносили Брежнев и в особенности Косыгин.
На этом заседании обговаривались вопросы: о совещании коммунистических, рабочих и социалистических партий; о занятых позициях Китаем и Албанией в международном коммунистическом движении. О положении на Кипре, в Турции и Греции. О положении во Вьетнаме. Остро обсуждался вопрос
о направлении работы средств массовой информации. По этому вопросу больше всего выступал Брежнев. Он так «убедительно» говорил, что иногда было похоже даже на правду. Он говорил, что если нам и придется показьюать руководство, то надо показывать коллективный разум, а не восхваление культа одной личности. Были, как казалось тогда, выработаны хорошие, принципиальные положения. Но, как показала впоследствии жизнь, это были только благие намерения, и если на первых порах что-то изменилось, то спустя некоторое время шумиха, трескотня, восхваление успехов стали вроде бы нормой, даже начали находить всему оправдания. А восхваления культа руководителя было раздуто до неимоверных размеров, и это тоже начало «признаваться» нормой — хотя все это не так давно нами же подвергалось жесткой критике.