Выбрать главу

На этом Президиуме решался вопрос о созьгее в феврале Пленума ЦК КПСС по вопросам сельского хозяйства. Было принято решение, что за достигнутые успехи надо наградить свекловодов страны.

2 марта в ЦК КПУ принял Янгеля М. К. Это замечатель­ный человек, большая умница, чрезвычайно работоспособный, инициативный и смелый, принципиальный, бескопромиссный. Многие этого не прощали, и ему трудно было работать. Он лишен отвратительных качеств — лести, подхалимства, заиски­вания. Поэтому его разумные, прямые высказывания и предло­жения часто не воспринимались, а подчас даже глушились. Я всесторонне его поддерживал. Он это чувствовал и многое мне рассказывал и раскрывал всю подноготную игры. На самом деле в ряде вопросов создавалась тревожная обстановка и дале­ко не блестящие дела с оснащением армии ракетами, здесь шла непонятная возня, междуусобная борьба.

По этому важному вопросу я решил проинформировать и откровенно все высказать Брежневу и попросил у него помо­щи в производстве ракет Янгеля, в особенности ракеты Е-67. Помощи, конечно, не получил, а неприятности имел: «Что вы этими вопросами занимаетесь? Нам все известно!» После такого ответа особой инициативы не проявишь.

; 6—10 марта был в ГДР на Лейпцигской ярмарке — была встреча с членами Политбюро СЕПГ и лично с Ульбрихтом. Он не очень лестно отзывался о Брежневе, считая его довольно

«легким» человеком, выскочкой с определенными склонностя­ми к артистичности и саморекламе. Впоследствии его высказы­вания отразятся на нем же. Брежнев это «вспомнит». Разговоры с немцами были интересны, но они на нас смотрят несколько свысока. Мы на ярмарке были представлены бедно, нам надо очень много работать над вопросами конструкций, качества и эстетики нашей продукции, культуры оформления. Одним словом, есть над чем задуматься, а главное недопустимо кичить­ся и самоуспокаиваться, что .у нас все хорошо и самое лучшее.

После приезда проинформировал обо всем виденном и слы­шанном Брежнева и Подгорного; кое-что им не понравилось, но скрыть я не мог и неправдивую информацию давать тоже не мог. Хотя я сам себя не один раз укорял за откровенность и прямоту высказывания. Но лучше пережить временные не­приятности и быть честным и правдивым перед самим собой и своим народом, чем всю жизнь льстивым и пресмыкающимся. Жить честному и правдивому всегда было нелегко, тем более в наше время.

20 апреля позвонил мне В. П. Мжаванадзе, он интересовал­ся вопросами состояния дел в Москве — имелось в виду, как себя чувствует Брежнев и не нужно ли ему оказать какую-либо дополнительную поддержку. О делах в Москве я его подробно проинформировал.

Продолжается идеологическая перепалка с Китаем. Это тре­бует всемерного повышения бдительности и усилия уровня орга­низационной и политической работы в партии. «Надо всемерно повышать бдительность, но не допускать того, чтобы ее превра­тили в подозрительность. Развертывая внутрипартийную демо-, кратию, одновременно надо в партийных рядах наводить поря­док, укреплять дисциплину, вести решительную борьбу с дема­гогами, неустойчивыми элементами, давать всем подобным нез-. доровым явлениям решительный отпор». Эти мысли мной неод­нократно высказывались на заседаниях Президиума ЦК КПСС, Пленумах ЦК и в беседах с Брежневым. Он мои высказывания воспринимал нервозно, ревностно, почему, трудно было тогда понять. Ведь все высказывания носили характер совета и отра­жали истинное положение дел. В моем дневнике появилась тогда запись: «Во внешней дисциплинированности больше по­казного, чем внутреннего содержания. Часто прорывается по­казная, ненужная сторона дела, а отсюда и показное желание,, По характеру трусливый, злобный, мстительный, человек свои­ми действиями пытается подорвать авторитет товарищей, с ко­торыми он работает». Эти мысли меня постоянно мучили тревожили, я их в осторожной форме высказал Н. В. Подгорно-

му, он меня чисто по-товарищески предупредил: «Не будь слиш­ком откровенным с Брежневым». На некоторое время я «за­рылся», но, видно, характер брал свое, и я снова излагал свои мысли так, как я понимал вещи, что соответствовало действи­тельности и истине.

28—-29 апреля по многим делам республики был обстоятель­ный разговор с Брежневым и Подгорным, и снова возникли многие острые вопросы.

Первомайские праздники прошли более-менее спокойно — правда, порезали два портрета Брежнева, кое-где посрывали флаги. За праздничные дни по республике 24 случая особо опасных преступлений, из них 10 убийств.

14 мая позвонил Брежневу, просил его направить на строи­тельство рисовых чеков воинские подразделения. Доложил, как прошло республиканское совещание молодых ученых, такое совещание было проведено впервые в Советском Союзе. Ска­зал ему, что мы направили в ЦК записку о работе с иностран­ными студентами. Сообщил, что в Киеве открылся Борисполь- ский аэропорт международного значения. Потом он по своей значимости стал одним из известных в Европе.

В это время было разослано заявление Сёрова, бывшего председателя КГБ.. Он попал в «немилость» — йри нашей систе­ме это часто бывает. С заявлением ознакомился и высказал свои соображения, мол к Серову предъявлена излишняя жесто­кость. Нужно ли это нам делать? Ведь все, что он делал, он делал не от себя лично, а по заданию — высказал это и Брежне- ву.

10—12 июня проходило заседание Президиума ЦК КПСС. Основные вопросы — организащш управления промышленно­стью. О предстоящем пятилетием плане. О подготовке к ХХ1П съезду КПСС.

По первому вопросу информащио сделал А. Н. Косыгин — речь его была не совсем собранной, неубедительной. Большие нападки были на систему совнархозов: якобы из-за них у нас довольно вялая экономика страны, и при них снизились якобы все технико-экономические показатели в промышленности и строительстве, упала производительность труда, на вложен­ный рубль нет должной отдачи, снизился национальный доход. И вообще все грехи в экономическом развитии приписывались совнархозам. Все это было натянуто и не отвечало действитель- нбЬти, просто надо было принизить роль совнархозов, чтобы перейти к новой реорганизации, созданию министерств, хотя немногим больше года все ратовали за создание совнархозов, всячески их поддерживали, говорили, что это «единственно правильный ленинский курс».

После Косыгина выступил Брежнев. Он в довольно осто­рожной форме поддержал Косыгина, зная, что почти все рес­публики неохотно идут на создание министерств, и не потому, что они строго придерживаются системы совнархозов, а пото­му, что в пользу создания министерств не было приведено аргументированных доказательств. Однако Л. И. Брежнев дал нам понять, что вопрос идет о централизации управления про- мьппленностью. В подтверждение этого он приводил ряд приме­ров местничества — мол, имеет место оторванность партийных комитетов от производства, плохая работа Госплана, но это тоже не быЛо убедительным. На этом и закончилось обсужде­ние этого важного вопроса.

Мы все поняли, что вопрос о создании министерств был предрешен. Оставалось теперь одно: добиться того, чтобы были созданы союзно-республиканские министерства по отдель­ным отраслям промьппленности, чтобы в республике остава­лась технико-экономическая организация, опора и влияние на промышленное производство, на ведение хозяйства.

2 сентября было заседание Президиума ЦК КПСС, рассма­тривались вопросы: о мероприятиях по улучшению руководства промьпиленностью, о созьше Пленума ЦК КПСС, о созьгое сессии Верховного Совета СССР, некоторые международные и хозяйственные вопросы.

Еще когда я пришел на заседание Президиума, заметил некоторое настороженное отношение ко мне. Товаршци, кото­рые всегда тепло и радушно относились ко мне, при разговорах со мной не смотрят в глаза, как-то заметно уходят от конкрет­ных разговоров. Я почувствовал, что произошла очередная интрига.

В конце заседания Брежнев объявил, что есть еще один вопрос, который ставится в неофициальном порядке: вопрос

о записке тов. Шелеста по внешнеполитическим вопросам (о работе Внешторга). Я сразу понял всю натянутость ко мне товарищей, они предварительно уже были «подготовлены» к этому разговору. Н. В. Подгорный, когда получил эту запи­ску, то направил Патоличеву и Новикову, чтобы они разо­брались, изучили вопрос и внесли предложения. Казалось бы, чего проще: рассмотреть записку, если она заслуживает вним^ ния — дать предложения, если вопросы неправильно освеще­ны — дать разъяснения. И на этом конец делу. Но нет, вокруг этой записки преднамеренно был раздут вопрос, якобы в ней искажается ленинская внешняя политика.