Отлично позволяет погрузиться в нужное для Рамадана настроение.
Не поймите меня неправильно: против Россума я ничего не имею. Но он всего лишь очередной белый парень, который баллотируется в сенат Джорджии. Чему тут так уж радоваться?
Я снова смотрю на часы над входом. Все еще двадцать минут? Они сломаны, наверное. В кармане жужжит телефон.
Сара: Во вторник я сижу с Лиззи, а мама Чарли попросила быть у них как раз в это время. Он просто обожает Элмо, вам будет о чем поговорить.
Майя: Хм, по-моему, из нас двоих это ты любишь Элмо!
Сара: А-ха-ха! Ладно, будем считать, мы любим его одинаково. Что думаешь, сможешь меня подменить?
Майя: Я проверю! У мамы сейчас сложный график, но скрестим пальцы!
Сара: Отлично, дай мне знать. Как ифтар?
Майя: Такое. Есть хочу
Сара: Съешь там за меня самосу?
Она что-то печатает и…
Сара: Я скучаю по тебе.
К глазам подступают слезы. Я сглатываю.
Майя: Я тоже по тебе скучаю.
Мы с Сарой не разлучались с тех пор, как встретились в детском саду Монтессори и обнаружили, что обе обожаем красного маппета. В выпускном классе она была занята из-за множества дополнительных курсов, которыми умудрялась жонглировать, но теперь я понимаю: это были еще цветочки. Я поднимаю голову и снова обвожу взглядом комнату. Скоро Сара уедет, и мне придется привыкать проводить время вот так – в одиночестве.
Телефон снова жужжит, сигнализируя на этот раз о звонке. На экране появляется папино перекошенное от ужаса лицо – этот снимок я сделала много лет назад, когда заставила его попробовать кофейный коктейль «Единорог» из Starbucks.
– Эй, привет, – говорит он, когда я снимаю трубку. – Как там дела?
– Да как обычно. Все стоят и ждут, когда уже можно будет поесть.
– А будущий сенатор приехал?
– Не-а. Опаздывает. Но все стоят у дверей, чтобы окружить его сразу же, стоит ему войти. Самое время, да?
– Кто-то голоден и зол.
– В Рамадан все такие! – Хотя это неправда: я смотрела по сторонам, и ни у кого нет такой же кислой физиономии. Кроме меня.
– Ты же помнишь, что поститься каждый день необязательно, – говорит папа. – Хорошо, что ты делаешь это с девятого класса, но я, например, не держал пост ежедневно, пока не закончил старшую школу.
– Я хочу поститься, просто голодание делает некоторых людей раздражительными. Это даже медицина подтверждает.
– Некоторые точно становятся раздражительными.
– Очень смешно. Ты уже едешь? Маме кажется, что собрание сегодня вечером продлится дольше обычного.
– Я потому и звоню. – Я слышу перемену в его голосе: папа больше не улыбается. – Грузчики опаздывают. Не думаю, что успею. Прости, пуговка.
Из комнаты будто пропал весь воздух. Слова, шум, разговоры – скорее всего, они на месте и так же бьют по барабанным перепонкам, но я слышу только его голос. Грузчики.
Вот и все. Прямо сейчас. Я, конечно, знала, что это случится. Но все это напоминает визит к врачу. Тебя предупреждают, когда собираются брать кровь, и ты можешь осознать это на каком-то абстрактном уровне, но вот игла вонзается в кожу, и тебе все равно неожиданно больно.
– Сара сможет тебя подбросить?
– Конечно. – Я даже не пытаюсь объяснять ему, что Сары тут нет. Обещаю припасти для него немного брияни (это такое блюдо из риса и овощей), если останется. И мы прощаемся.
Прямо сейчас, пока я стою здесь, мой папа стирает следы своего присутствия в нашем доме.
Я смаргиваю слезы. За все это время я ни разу не заплакала. И уж точно не собираюсь начинать теперь. Не здесь.
Подняв голову, чтобы снова посмотреть на часы, я замираю. На другом конце стола с угощениями к ифтару стоит парень, одетый в клетчатую рубашку и штаны цвета хаки. Наши взгляды пересекаются. Его лицо кажется мне знакомым. Улыбнувшись, он делает шаг назад.
И натыкается прямо на столик для покера.
Столик содрогается, а потом выпечка и бутылки начинают рассыпаться с подноса. Это все равно что наблюдать за краш-тестом в замедленной съемке. Я быстро оглядываюсь. Но все поглощены наблюдением за дверным проемом, и катастрофы никто не заметил. Самое время подойти поближе и оценить ущерб.
– Я… Мне так жаль, – бормочет парень.
– Забудь, ты не первый, с кем это случилось, – отвечаю я. – Столик для покера славится своей неустойчивостью.
– Но… им конец. – Он указывает на рассыпанные по полу сплющенные пышки.