— Ничо, ничо, — улыбался он нам, — через трое суток сами ходить начнёте.
— А что через трое?
— А вдруг забудешь? Практика она залог безопасности, — вот вы по сто раз в туалет в день заходили и практически все правила исполняли под суровым и придирчивым взглядом экзаменатора? Нет наверно. А мы с Мамедычем зашли в него триста раз и вышли. Экипаж ржал, как с клоунов в цирке. Разведчики при виде нас прятали улыбки, чтоб не травмировать и отворачивались. Василий Иванович, после обхода вахт, в ЦП зашёл шатаясь от хохота.
— Мля, этих двоих надо было специально сюда привести, чтоб гальюны продували — выдал резюме он после рассказа о том, как мы, ослепленные помощником, на ощупь искали краны, рычаги и вентили, не говоря о ручке двери и прочих сложностях вроде прохождения по узкому проходу от нашего места к ближайшему гальюну. Хорор, призраки и ужастики в живую. Вторым номером нашей программы было обучение одевать на себя ИДАшку, как гордо научились выговаривать мы, и оранжевую резину СГП. Это дело понравилось больше. Чем-то напоминало ОЗК на комплексной полосе пограничника. Казалось, что на этом всё закончится и нас внесут в список нормальных людей. На самом деле всё это были даже не цветочки, а предполье к забору полисадника. От количества требуемых к заучению наизусть «нельзя», «запрещается», «ни в коем случае», «особо опасно», «категорически запрещается» и «обязательно» начинало тошнить.
— Хто из вас, товарищи матросы и старшие матросы забудет взять с собой ПДА[4] хотя бы в гальюн, не говоря уже о сне и приёме пищи — будет оштрафован, сурово и показательно. Недельный вам срок — проверка. Везде и не еволнует удобно, неудобно, вмещается, не вмещается, влазит, не влазит. Носить и всё тут. Кстати, про гидрокомбинезон не забудте, чтоб в норматив облачения укладывались, как шпроты в банку.
Мы с Мамедычем ухмыльнулись и попросили ручку с фломастером. Нашей просьбе удивились, но её удовлетворили с нескрываемым любопытством. Ага, а вы думаете СГП с ИДА так просто научиться одевать. Щас! ОЗК отдыхает, как молоток против гидравлического пресса.
Закрылись мы с Мамедычем в жилом отсеке, прихватили часы и давай трудится. Через час СГП напоминал тактическую карту решения командира полка перед выдвижением на рубеж атаки дивизии. Через два часа мы разложили все операции и их последовательность по порядку и прикинули где, и как можно сэкономить время.
— Равиль давай так, — ты мне команду даёшь, я одеваю эту хрень, а ты сечёшь ошибки. Потом наоборот. Сначала мы учились его просто правильно одевать. Потом только попробовали ускориться.
Помощник попытался войти, полоса двери была нами заблокирована в нарушение всех инструкций. Шоб не мешали своим смехом. Моряк хотел уже гаркнуть по этому поводу что-то душевное, сердечное и этажей на девять, не меньше. Но тут Мамед, уже одевшийся в расписанное нами, как туркменскуий ковёр СГП[5], убрал самодельный стопор и открыл дверь, отодвинув её в сторону на полозьях. Лицо татарина в маске ИДА[6] с выпуклыми блямбами глаз-стёкол вылупилось на помощника в упор во всей свой оранжевой красе и разводах от фиолетового фломастера и яркая фигура татарина помахала приветливо рукой в защитном рукаве комбинезона. За плечом Равиля помощнику увиделось радостное лицо меня дорогого. Рука с секундомером победно показывала подводнику результат. Всего на десять секунд больше требуемого по нормативу.
— Ну-ну, с вами только море на замок и закрывать, — невозмутимо буркнул проверяющий «лаперуз», оценив нашу прыть, старание и желание влиться в коллектив. И пошёл в соседний отсек поведать о наших подвигах коллегам. Атомоход молотил куда-то под водой со скоростью сорок пять узлов, так что работы на вахтах хватало всем. За сутки лодка прошла почти две тысячи километров. И пёрла на семидесяти процентах и обоих турбинах не сбавляя оборотов.
— Ну что, лейтенант — садись и слушай. Высадка у меня будет сложная, привлекать подводников к ней я не могу. У них после перехода и так мелкого и текущего ремонта будет по самые уши. Вон, они сейчас, то одно, то другое авральным методом меняют. А если я их ещё на свои нужды оторву, сам понимаешь, нам отсюда только на ней и есть возможность выбраться и уйти. А рисковать субмариной я не хочу. Тут у них и так каждый человек на счету.
«Нет, ну ты послушай его, лодкой не хочу, а лейтенантом и солдатом могу, так что-ли, получается» — думать мне запретить было невозможно.
— И высаживать нас на берег будешь ты с Равилем. А потом резинки на «Марс» вернёшь, и сиди себе в прочном корпусе — в нарды играй. Как вернёмся, то вы за нами и придёте на цыпочках. На моторе ты водить умеешь. А солдата своего научишь. Я с командиром договорился. На Алеутах, возле подходящего острова, если при всплытии штиль и тишина, то он «стоит» два часа, пока вы лодку гоняете вокруг стометрового обвода. Пойдём по любому на трёх моторах или на двух и тогда плот с собой грузовой прихватим. Связь по радио только в крайнем случае. По погоде выберем, чем лучше. В любом случае знаками. При потере места — по обстановке. Я тебе примерную точку высадки покажу. Плюс-минус пятьсот метров. Главное — скрытность. Поэтому все плавсредства ты с Мамедом утащишь назад. Забирать-то нас тоже надо будет на чём-то.
— Теперь понял, зачем вы мне нужны?
— И всё?
— И всё, — кивнул разведчик. Даже стыдно стало от этих его простых слов.
— А раньше сказать нельзя было?
— Нельзя.
— А я думал вы через торпедные аппараты, в аквалангах, ластах.
— Так и будет. Три тройки уйдут по водолазному. Выйдут на скалы. Обследуют. Проверят, чтоб лишних на месте высадки не было: туристов, охотников, служащих заповедника. Да, там заповедник. До ближайшей дороги почти пятьдесят с гаком километров по нехоженной тайге и горному хребту, если не все сто. Марс войдет на мелководье, всплывёт перед рассветом, сбросит нас, нырнёт, подождёт тебя, снова всплывёт. Заберёт вас и уйдёт в глубину под прикрытие берегового подъёма дна.
— Значит одна тройка влево по берегу, одна вправо и одна прямо вглубь территории. Вернее вверх — на хребет. А вы?
— Верно. А мы как в мультике, за нас не беспокойся. Остальные грузят и гонят десантные средства. Разгружаемся в темпе. И мы на север пойдём, а ты на юг к «Марсу», — и непонятно толи он шутил, вспоминая присказку шакала из «Маугли», толи серьёзно говорил. Поди их разбери — комбинаторов.
Девять разведчиков уходили из лодки через торпедные аппараты. До берега не меньше полу мили. Ближе подойти командир лодки не мог. И то хорошо, что океанический разлом подходил к самому срезу материковой плиты и углублял прибрежное мелководье до подходящих глубин. Гидроакустическая станция лодки периодически долбила дно тихими импульсами, чтобы уберечься от последствий возможного столкновения. Лодка шла параллельно черте вырастающих на севере заснеженных вершин и тёмных скал близкого берега.
— Не могу я её остановить, не могу. Самым, самым малым буду идти на перископной глубине. И не проси. Угробим же лодку, — совещание в кают-компании было похоже на поиск минимального ущерба всеми сторонами. Бережков, поддержанный Тихомировым отбивался от предложений командира разведчиков.
— Мои на такой дистанции будут до берега почти час идти под водой. Пока осмотрятся. Выйдут из воды. Обеспечат безопасный радиус. Подгоним лодки. Сбросим груз. Лейтенант доберётся до вас за пятнадцать минут. На всё про всё полчаса. На неожиданности накинем ещё полчаса, итого — шестьдесят минут риска на высадку.
— А почему бы вам всем не уйти по-подводному?
— А снаряжение, боеприпасы, мины, радиостанции, батареи, экипировка, продукты, оружие. Мы к берегу придём измочаленные весом в смерть. Расход кислорода увеличится. Возможности манёвра в воде сузятся. Вероятность ошибки возрастёт. А нам ещё километров сто топать.