— Ну и как, ты согласился? — нетерпеливо перебивает Тылыка Нутэвэнтин.
— Согласился, да. Но он ловко вывернулся. Говорит: «Ишь ты, какой хитрый! Сам хочешь научиться. Не выйдет!»
Рассказ Тылыка прерывается неожиданным выстрелом. Все поворачивают головы.
— Ого! Ыттыкэй нерпу убил! — говорит Нутэвэнтин и, вскочив на ноги, бежит в сторону, откуда донесся выстрел.
Мы бежим за ним… Ыттыкэй разматывает аркан и закидывает его. Но нерпа далеко. За ним пробует Нутэвэнтин. Но и у него тоже ничего не выходит.
— Жалко. Пропала нерпа, — с сожалением говорит Нутэвэнтин, сматывая в кружок ремешок из нерпичьей кожи.
— Нет. Не пропала, — мрачно бурчит Ыттыкэй и осторожно движется по тонкому льду.
Лед трещит. Ыттыкэй поворачивает обратно. Но поздно… Провалился в воду.
Тылык бросается вперед. Но Нутэвэнтин хватает его за руку и спокойно говорит:
— Подожди. Успеем вытащить его. Сначала я с ним немного поговорю.
Шаман барахтается. Кухлянка еще не намокла, и поэтому он легко держится на воде. Хватается за лед, но кромка все обламывается.
— Что же смотрите? — наконец не выдерживает он.
— А вот что: не можем мы тебя вытащить, — лукаво улыбаясь, говорит Нутэвэнтин. — Боимся, что духи за это на нас разгневаются. Не сам ли ты говорил, что человек, попавший в воду, должен смириться и спокойно идти ко дну, кормить подводных духов? — Голос Нутэвэнтина становится жестче, глаза темнее. — Помнишь, шесть лет назад отсюда унесло на льдине моего двоюродного брата Эттоя? Ты жил в это время в Миткулине. Через несколько дней льдина приплыла к вам. Миткулинцы стали уже готовить байдарку, чтобы спасти Эттоя. Тогда пришел ты. Ты со своим проклятым бубном. Пришел и стал угрожать людям всякими бедами. Эттой был совсем молод. И жил он с пользой для всех. Ну а как тебе, старику, сладко в ледяной воде купаться? Эттой был одет легко, а ты, гляди-ко, две кухлянки напялил…
Нутэвэнтин отворачивался и, кивнув нам головой, как бы выдавливал из себя:
— Вытащите его.
Ыттыкэй на льду. Вид у него плохой. Мы быстро раздеваем его и топчем его одежду, чтобы выжать из нее воду. Шаман стоит на рукавицах и трясется. Тело посинело. Нутэвэнтин бросает на него взгляд, снимает свою кухлянку и бросает Ыттыкэю.
Тот натягивает ее дрожащими руками. Я сажусь на снег, стягиваю верхние нерпичьи меховые брюки, тоже даю, Тылык дает меховые чулки.
Одевшись, шаман берет свое ружье и, не глядя на нас, идет к берегу. Теперь в его осанке нет ничего вызывающего. Наоборот, он похож на побитую собаку.
— Ничего. Теперь с него смыто все, — говорит Нутэвэнтин.
— Простудится старик, умереть может, — говорю я.
— Нет, — уверенно отвечает Нутэвэнтин. — Прошлый год с моим отцом такое же случилось. Он после даже и не чихал. Ыттыкэй еще по дороге согреется. Но зато с него смыто все…
Вечер. Ярко-красная луна поднимается из-за горизонта. Блестят льдины, кидая бледные тени на снег. Спускается ночь.
Перевод с чукотского А. Тверского.
Рытхэу Юрий Сергеевич — чукотский писатель, начал печататься в 1946 году. Наиболее значительные его произведения: «Самые красивые корабли» (1967 г.), «Иней на пороге» (1970 г.), «Метательница гарпуна» (1970 г.), «Конец вечной мерзлоты» (1977 г.).
Печатаемый здесь рассказ, опубликованный впервые в сборнике рассказов «Люди северного сияния» (1969 г.), показывает, какие решительные перемены произошли на Чукотке, как народ совершенно отошел от религиозных обычаев своих предков.
И. Рагаускас
ТРУДНЫЕ ДНИ[8]
Я не был любителем абстрактного философствования, мне всегда хотелось наблюдать живую действительность, анализировать ее явления, не отрываться от фактов. Руководствуясь идеалистическим религиозным мировоззрением, я, разумеется, подходил к фактам с религиозной точки зрения, но и тут, однако, старался делать упор на естественный, а не сверхъестественный момент, полагаясь на здравый смысл больше, чем на богословские мудрствования.
Эта постоянная связь с землей, с жизнью, должно быть, и обусловила то, что я, пусть с опозданием, но все-таки обнаружил несоответствие религиозных положений действительности, их враждебность разуму.