— Спасибо, однако не могу, не в моих это обычаях, — говорил он, — ведь в доме вашем девица находится.
— Вишь, какой обходительный! — сказал отец, когда Михаил ушел. — Сурьезный человек. Ты с ним, Ксенька, поласковей. Худ он, правда, да ничего, обхарчуем. Справный будет мужик.
Ксения ничего не ответила, пошла спать. Вот и отец говорит так, будто все решено. «Господи, не хочу я замуж, не хочу!»
С заплаканными глазами шла она утром на ферму. Хмурое было утро, холодное, и на сердце у Ксении было хмуро, пасмурно. Она уже прошла Козулинский лес, как услышала за спиной чьи-то шаги, обернулась и охнула: с холма бежал к ней Ченцов.
— Доброе утро, — сказал он. — Вот ты, значит, какой дорогой ходишь?
Ксения молчала.
— Ты что, всегда такая серьезная? — спросил он.
— А ты злой, — сказала она, — зачем ко мне пристаешь?
— Да так, хочется.
— А мне-то ведь не хочется, зачем же ты…
— Ну, мало ли что тебе не хочется, — сказал Алексей и засмеялся, — я еще с тобой на танцы пойду.
— Куда?
— На танцы.
— Обязательно — баян твой слушать.
— Нет, на баяне я уж давно не играл, — серьезно сказал Алексей, — а захочешь, для тебя сыграю. Приходи сегодня на вечерку, ждать буду.
— Ну пожалуйста, оставь меня! — умоляюще проговорила Ксения.
Он остановился, заглянул ей в лицо.
— Приходи в самом деле, а?
Она чувствовала, что краснеет под его взглядом, и нахмурилась, сказала с упреком:
— Нехорошо. Иди своей дорожкой.
— А вот до речки дойду и распрощаемся, — усмехаясь, ответил он.
И действительно, возле реки он помахал рукой, крикнул: «Приходи вечером!» — и пошел по тропинке вдоль берега. А Ксения поняла, что он совсем не ожидал ее в лесу, как ей показалось сначала, что этой дорогой ему просто ближе ходить к гаражу. И снова тоскливо стало у нее на душе.
Но забыть слова Алексея она не могла. И старалась о них не думать, а думала весь день. Вечером, вернувшись домой, Ксения, не находя себе дела, бесцельно толкалась по двору, наконец взяла ведра, коромысло, пошла за водой. И хотя идти до колодца ей было недалеко — две избы обогнуть, — шла долго и все останавливалась, прислушиваясь к далеким голосам девчат, к веселому напеву баяна.
Ведра с водой показались ей необычно тяжелыми, она поставила их у сарая на лавку, и сама присела рядом. У нее горело лицо, часто стучало сердце.
— Ксень, ты где? — выглянув из избы, спросила мать.
Ксения молчала. Прасковья Григорьевна разглядела ее в сумраке, сказала:
— А я думала, брат Михаил приехал. Еще, может, приедет, подожди… Выдь на большак, глянь, не идет ли какая машина.
— Не заплутается, — проговорила Ксения, но встала, вышла на дорогу.
Она шла встречать Михаила, а очутилась возле клуба.
На крыльце сидел Петька Селезнев, помощник комбайнера, еще совсем мальчишка, и наигрывал на баяне что-то веселое, задорное. Вокруг него гурьбой стояли девушки, они подсмеивались над его лихим чубом, над новым костюмом, в который зачем-то он вырядился сегодня, над начищенными до такого блеска сапогами, что в них отражался висевший на столбе фонарь. Но Селезнев будто и не слышал ничего — всей своей осанкой, невозмутимым лицом и той небрежностью, с которой держал баян, он выражал полное презрение к девушкам и, как бы подчеркивая это, изредка снисходительно взглядывал на них. Было видно, он хорошо знал цену их насмешкам, но еще лучше — самому себе. Поодаль на бревнах сидели парни. А еще дальше, скрытый сумраком, в кустах сирени кто-то взвизгивал, кто-то шептался, кто-то смеялся нарочито громко, басом.
Ксения прижалась к дереву и даже дыхание затаила, боясь, что ее заметят. И страшно ей было и хотелось узнать, пришел Алексей или нет.
— А чего ты принарядился, Петюнька? Уж не женихаться ли собрался? — спросила одна из девчат. — Молод женихаться-то.
Баянист тряхнул чубом, проговорил сквозь зубы:
— Первая пойдешь.
— Так и побежала, гляди-ка!
— Вот те и «гляди-ка».
— Торопись, Петька, не то я заберу! — крикнул из темноты какой-то парень.
— Бери, другую найдем! Спешить некуда.
Совсем рядом мимо Ксении прошли Зина и Иван Кошелев. Зина что-то ласково говорила ему, а Иван отвечал ей солидно, снисходительно, как малому ребенку. В небе неожиданно вспыхнула яркая огненная полоска, вспыхнула и сейчас же погасла.
— Ой, молния! Неужто гроза? — спросила Зина.
— Нет, — сказал Иван, — это сухоросица. Завтра пораньше выйдем работать: росы не будет. Мы завтра возле вашей фермы клеповский клин убирать начнем. Так что свидимся…