С минуту Двеллинг глядел на Спенсера, вопросительно подняв густые седые брови. Затем он медленно повернул свою большую голову к сенатору Купу. Сенатор Куп резко ответил, что ему нечего добавить к своим словам, и Спенсер, утвердительно кивнув, сказал, что, стало быть, сенатор сомневается в правдивости мистера Беквуда.
Аарон Куп выпалил в ответ, что адвокат волен делать любые выводы, какие ему заблагорассудится, и Спенсер вновь терпеливо кивнул головой и почтительно заявил председателю, что, поскольку его клиента недвусмысленно обвинили в даче ложных показаний относительно своей встречи с премьером Сталиным, то ему, Спенсеру, как адвокату, очень хотелось бы услышать доказательства сенатора Купа.
Сенатор Брюс Байрон, сидевший рядом с председателем, внезапно перестал нервно постукивать по столу пальцами и заявил, что комиссию интересует правда и только правда и что он, как член комиссии, желал бы услышать все, что поможет открыть новые относящиеся к делу факты. Произнося эти слова, он наклонился вперед и одарил сенатора Купа насмешливой и вместе с тем извиняющейся улыбкой.
Двеллинг сказал, что сенатор Куп, несомненно, разделяет точку зрения сенатора Байрона. Винсент Корнел, главный следователь комиссии, поднялся со своего места и что-то прошептал на ухо сенатору Купу, от чего круглое лицо сенатора сразу побагровело. Его тонкие губы задрожали, и он полез за своей папкой.
Под нацеленными на него телевизионными камерами и взглядами зрителей, вытянувших шеи в его сторону, сенатор Куп вытащил из папки кипу бумаг и начал что-то искать. Он сказал: «Минутку, у меня это с собой», — и повторял эту фразу до тех пор, пока не раздался смех и председатель не постучал по столу своим молоточком.
Бумаги сенатора Купа разлетелись во все стороны. Члены комиссии следили за ним, не сводя с него глаз и открыто выражая свое нетерпение; даже сенатор Люциус Добервил, один из сильнейших пособников Аарона Купа в борьбе с «подрывными элементами», сидел чопорно, прямо, крепко сжав губы, и с укоризной глядел на своего коллегу. Наконец Винсент Корнел, стоявший позади кресла Купа, пришел ему на помощь и указал на какую-то газетную вырезку.
— Ах, да, — сказал сенатор Куп, — вот. Эта статья появилась шестнадцатого сентября тысяча девятьсот сорок шестого года в нью-йоркской «Стар джорнел».
Он торжествующе улыбнулся и передал вырезку председателю комиссии.
Двеллинг взял ее, начал читать, поднял глаза, хотел что-то сказать, но передумал. Он дочитал до конца, положил вырезку на стол и протер глаза.
— Разрешите взглянуть на этот документ, господин председатель? — спросил Спенсер.
— Пожалуйста, — ответил Двеллинг.
Через стол он передал вырезку Спенсеру.
Гордон Беквуд и Спенсер начали читать вместе.
Гордон покачал головой, откинулся на спинку кресла и закурил сигарету, не спуская глаз с адвоката. Спенсер прочел этот документ, сложил листок и, ничего не сказав, посмотрел сначала на председателя, а потом на сенатора Купа.
— Ну? — спросил Двеллинг.
— Я все еще жду доказательств от сенатора Купа, — ответил Спенсер.
— Каких доказательств? — спросил Аарон Куп.
Голос его выдавал ярость, а плечи дрожали.
— Господин председатель, — сказал Спенсер, — сенатор Куп подверг сомнению заявление моего подзащитного о том, что тот не встречался с премьером Сталиным во время своей поездки в Россию в тысяча девятьсот сорок шестом году. Честного и уважаемого человека, каким является мистер Беквуд, обвинили во лжи. На каком основании, господин председатель? — спрашиваю я. Неужели на основании голословных утверждений журналиста?
Он поднял вырезку, глядя только на Бредфорда Двеллинга и не обращая внимания на сенатора Купа.
— Уолт Фаулер — один из выдающихся американских журналистов нашего времени, — сказал Аарон Куп.
— В данный момент меня это не интересует, — сказал Спенсер, — хотя думаю, и члены комиссии, наверно, согласятся со мной, что мистер Фаулер больше известен своей приверженностью к сенсациям, чем научной точностью. Но и у мистера Фаулера сказано всего-навсего следующее — привожу дословно: «Из надежных источников, близких к американскому посольству в Москве, я узнал о встрече между красным лидером Сталиным и розовым другом русских Беквудом, на которой состоялась так называемая компромиссная сделка, предавшая жизненные интересы американского народа на Ближнем Востоке хозяевам Кремля. «Измена принесла беду», как сказал Шекспир».