Он подошел к ней, и они посмотрели друг на друга. Она печально улыбнулась.
— Как дети? — спросил он.
— Они снова со мной, — ответила Кэрол. — Мэри быстро растет, а Гордон... — Она перебила себя. — Я больше не должна называть его Гордоном Его зовут Фрэнк. Я заставлю его забыть. Я не сделаю ошибки второй раз. Я научу Фрэнка уму-разуму. Мой сын Фрэнк далеко пойдет.
Она сказала это без горечи. Ее слова звучали почти весело. А затем она ушла.
Через несколько часов Спенсер стоял в кабинете Джона Арбэтта. Шторы были опущены. Джон Арбэтт предупредил свою секретаршу, чтобы она ни с кем не соединяла его. На нем был пиджак в клетку и светло-зеленый галстук. Его лицо было красным. Майлс, опустив голову, сидел возле окна.
— Я трижды перечитал статью мистера Фаулера, — сказал Джон, — и помню каждое слово. Это — лживая статья, нет никакого сомнения. И написана она гораздо менее осторожно, чем я ожидал. Статья, безусловно, клеветническая, поэтому налицо все основания для привлечения Фаулера к суду. При определенных условиях ты мог бы выиграть дело.
— Что это за определенные условия? — спросил Спенсер.
— Давайте посмотрим. — Джон придвинул к себе газету. — Ему придется доказать свои обвинения. Возникает вопрос: может ли он это сделать? Например, может ли он доказать, что ты, как он утверждает, вступил в коммунистическую партию в тысяча девятьсот сорок пятом году?
— Нет, — ответил Спенсер.
Майлс, сняв ногу с ноги, поднял голову и улыбнулся Спенсеру.
После короткого молчания Джон Арбэтт продолжал;
— Я оставляю без внимания вымышленные утверждения, касающиеся наших личных и деловых отношений. Когда мы разошлись во мнениях относительно защиты мистера Беквуда, мы и не думали подозревать тебя в каком-то злонамеренном заговоре; мы не увольняли тебя — Берни подтвердит мои слова. Ты ушел по собственному желанию. Я мог бы добавить, что мы с мистером Майлсом всегда сожалели о твоем уходе.
— Спасибо, — сказал Спенсер.
— Итак, — продолжал Джон, — вопрос состоит только в том, сможет ли мистер Фаулер доказать, что, взяв на себя защиту мистера Беквуда, ты действовал по указаниям иностранной державы. Но, если не считать тебя коммунистом, этот вопрос отпадает сам собой. — Он оттолкнул от себя газету. — Ведь, конечно, эти миленькие фразы насчет того, что тебе «пришлось» проходить службу за границей и так далее, — сущая чепуха.
Он начал сосредоточенно набивать трубку.
— Итак, насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы я посоветовал тебе, как действовать дальше? — Не дав Спенсеру ответить, он добавил: — Возможно, то, что я скажу, покажется тебе непоследовательным и неверным — я говорю от своего имени, мы с Берни об этом не беседовали. Так вот, как адвокат и как друг, если я имею право называть себя твоим другом, я все же советую тебе не возбуждать дело против мистера Фаулера, во всяком случае, не делать этого сейчас.
Спенсер заметил, что Майлс выпрямился и бросил на своего компаньона взгляд, полный сомнения.
— Почему нет, Джон?
— Да, — сказал Спенсер, — я думал, вы сейчас объясняли мне, что...
Джон Арбэтт прервал его.
— Я старался объяснить тебе, что, по моему мнению, у тебя есть шансы выиграть дело, обвинив Фаулера в клевете. Но это не означает и не означало, что я рекомендую тебе на это пойти. Наоборот, я сделаю все, что в моих силах, чтобы отговорить тебя от этого шага.
Он зажег одновременно две спички и сразу же раскурил свою трубку. Затем поудобнее устроился в кресле, многозначительно поглядывая то на Майлса, то на Спенсера и смакуя драматическую напряженность момента.
— Во-первых, — сказал он, — глупо затевать судебную тяжбу с журналистом независимо от того, кто он. За ним стоит слишком большая сила: редакторы, издатели, политиканы, бешеные деньги. Если им не удастся придумать что-либо радикальное, они, несомненно, сумеют затянуть дело. Сейчас как раз пора отпусков. К тому времени, когда суд снова начнет заседать, списки дел, назначаемых к слушанию, станут огромны, и, уверяю тебя, ни один судья, который держится за свое место, не захочет сломать себе шею, председательствуя при разборе твоего дела. Пройдут годы, прежде чем состоится суд. Во-вторых, — можешь возненавидеть меня за это, Спенсер, — я подозрителен.
— Не понимаю, — сказал Спенсер.
— Что же ты подозреваешь? — спросил Майлс.
Арбэтт подпрыгнул в кресле и заговорил, подкрепляя свои слова движениями руки, державшей трубку.
— Я знаю Уолта Фаулера много лет, — сказал он. — Это неприятный, мерзкий субъект, подлец и все что угодно, но он всегда готов к бою, и это заставляет людей быть начеку. Он боец.