— Боюсь, что у меня есть для вас плохие новости, мистер Садерленд, — проговорил Спенсер и прочитал телеграмму своему будущему тестю.
Некоторое время Спенсер задумчиво сидел в кресле Он уже успел забыть о своей головной боли, но теперь она вновь напомнила о себе. В одном из ящиков письменного стола лежал аспирин. Он достал пузырек, высыпал на ладонь две таблетки и, только положив их в рот, вспомнил, что у него в кабинете нет воды. С трудом проглотив таблетки, он закурил сигарету, чтобы избавиться от неприятного вкуса во рту. Ему показалось, что телеграмма не очень обеспокоила мистера Садерленда, собственно говоря, он почти ничего не сказал о ней. «Вот уж совсем непохоже на него!» — подумал Спенсер, дивясь спокойствию мистера Садерленда. Дневные газеты, если не все, то многие, подадут заявление Марка Хелриджа как сенсацию. Оно будет широко использовано газетой «Стар джорнел» и явится еще одним очком в пользу Уолтов Фаулеров и Ааронов Купов — Спенсер поймал себя на том, что начинает думать оборотами «Дейли уоркер». По существу, отказ Марка Хелриджа выступить в качестве его адвоката ничего не менял. В любом случае он не намеревался доводить дело о клевете до конца, а к Хелриджу он обратился лишь по просьбе своих друзей и советчиков. «Я должен все время иметь это в виду, — думал Спенсер. — Я не жертва, не невинный прохожий, сбитый с ног грузовиком. Я сознательно стал на дороге перед мчащейся машиной. Но в том-то и дело, что, как только грузовик приблизится к вам, вы, позабыв обо всем на свете, пытаетесь отскочить в сторону. Это вечный инстинкт самосохранения, рефлекс». Мысленно нарисовав себе эту сцену, Спенсер подумал, что сравнение он выбрал не из приятных.
Дверь открылась, вошла Мэри и сообщила, что явился мистер Хант. Спенсер поднялся и вместе с ней вышел в приемную. Лэрри как раз закуривал сигарету. Он бросил спичку в пепельницу на столе Мэри и улыбнулся Спенсеру. Они пожали друг другу руки.
Спенсер заметил со своего места, что Ред работает у коммутатора с каким-то особым старанием, и подошел к нему.
— Ну, как вы тут справляетесь? — поинтересовался он. — Вот уж не думал, что вы умеете обращаться с этой штуковиной.
— Я пока еще недостаточно изучил ее, — ответил Ред, нервничая. — Сегодня пришел на час раньше, чтобы немного попрактиковаться.
— Очень признателен вам, Ред, — отозвался Спенсер. Он повернулся, и глаза его встретились с глазами Лэрри.
Наступило короткое молчание.
— Входи, Лэрри, — проговорил Спенсер.
19. Понедельник, 23 июля, 9.50 утра
— Сегодня прохладнее, куда прохладнее, — сказал Лэрри. Он с небрежным видом прошел через весь кабинет к окну, отодвинул занавеску и, прижавшись лицом к стеклу, посмотрел вниз. — Отсюда даже улицы не видно. Какой это этаж?
— Тридцать первый.
— Высоко прыгать, а? — спросил Лэрри.
Спенсер сел за письменный стол.
— Давай поговорим, Лэрри. Давай разберемся.
Лэрри обернулся.
— Не знаю почему, но я никогда не мог привыкнуть к кабинету, хотя и пытался. Чем роскошнее кабинет, тем больше он на меня давит. Когда-то в Детройте я располагался в комнатушке, дверь которой открывалась в любую сторону. Это был единственный кабинет, где я чувствовал себя хорошо. Потом я получил кабинет чудовищных размеров, с письменным столом красного дерева и с отраженным освещением. Я переступил его порог раз или два — не больше.
— Мне нужно место для работы, — сказал Спенсер, — и я люблю, чтобы оно было более или менее уютно. Вот и все.
Лэрри улыбнулся.
— Счастливчик! Никаких психологических джунглей, никаких противоречий! Ты возмутительно здоров.
— Хорошо же ты знаешь меня! — сказал Спенсер.
Эти слова, кажется, наконец расшевелили Лэрри. У него что-то промелькнуло в глазах.
— Мы хорошо знали друг друга, не так ли? В молодости все значительно проще, все на виду. Позднее человек замыкается в себе и узнать его так же трудно, как решить ребус.
Многое можно было бы сказать по этому поводу, но Спенсер предпочел воздержаться.
— Я хотел поговорить с тобой о... — начал он, с трудом сдерживая нетерпение, но Лэрри перебил его:
— Ты знаешь, где Луиза?
— Нет.
— Я думал, что она, возможно, звонила тебе.
— Нет, не звонила.
— Домой она не возвращалась. Когда я уходил, ее не было дома.