20. Понедельник, 23 июля, 2.40 дня
Как и предполагал Спенсер, дневные газеты опубликовали заявление Марка Хелриджа. Большинство из них напечатало материал на том месте, где обычно давались сообщения «в последнюю минуту». Однако «Стар джорнел» поместила заявление в рамке, на первой странице, сопроводив его короткой редакционной статьей, в которой вновь приводились обвинения, выдвинутые Уолтом Фаулером. Под статьей, в той же рамке, сообщалось: «Сегодня вечером в 7.15 настраивайтесь на третий канал: Уолт Фаулер вместе с сенатором Аароном Купом, любезно согласившимся участвовать в передаче, будет читать и комментировать последние известия».
Было уже почти три часа дня. Спенсер, сидя за письменным столом, жевал сэндвич. Перед этим они с Артом работали над резюме дела об объединении двух химических фирм в корпорацию. Внезапно он вновь почувствовал боль в желудке. Он отложил сэндвич и потянулся за стаканом молока, но боль стала настолько острой, что он, почти потеряв сознание, откинулся к спинке кресла. Так он просидел одну или две минуты — скорчившись, не в состоянии даже думать. Потом с трудом собрался с силами, решительно приподнялся и, тяжело опираясь руками о стол, потянулся к телефону. Однако он тут же сообразил, что не помнит номера своего врача — он давно уже не звонил ему, — и начал искать его в записной книжке, медленно переворачивая страницу за страницей, пока не нашел: Альфред Стролл, доктор медицины. Семьдесят вторая улица, Запад. Он позвонил и договорился с врачом, что тот примет его сегодня в пять часов вечера.
После этого он почувствовал себя лучше и пожалел, что позвонил врачу. Ничего серьезного у него не может быть; операцию по поводу аппендицита он перенес четыре года назад. По всей вероятности, боль вызвана нервным напряжением, и он только напрасно отнимет время и у доктора, и у себя. Он собрался было снова позвонить в приемную Стролла, но на столе загудел зуммер.
Звонил Майлс. Старик был расстроен заявлением Марка Хелриджа, которое считал позорным и бесчестным. Спенсер должен был подробнейшим образом объяснить ему, что произошло.
— Ну, знаете, Донован, говоря откровенно, я сейчас понимаю мистера Хелриджа. Он рассвирепел потому, что вы говорили с Майроном Вагнером. Зачем вы это сделали?
— Майрон звонил мне из Вашингтона два или три раза, — ответил Спенсер. — Он был возмущен сообщением «Дейли уоркер». Я сказал ему только, что намереваюсь привлечь Фаулера к ответственности и что надеюсь получить согласие Марка Хелриджа быть моим адвокатом. Я не уполномочивал Майрона сообщать об этом, как о факте. Впрочем, должен признаться, — добавил он, — я уже во время разговора с Майроном сомневался в согласии Хелриджа.
— Ну что ж, — мрачно заметил Майлс, — что сделано, то сделано.
Повинуясь какому-то порыву, Спенсер проговорил:
— Мистер Майлс... надеюсь, вы верите мне?
— Почему вы спрашиваете меня об этом? — удивился Майлс.
Искренняя озабоченность старика взволновала Спенсера. Он почувствовал себя виноватым и растерянным. Кажется, он и раньше, разговаривая с Майлсом, всегда чувствовал себя виноватым, но, конечно, сейчас не время для объяснений. Он ограничился тем, что сказал:
— Вы всегда так хорошо ко мне относились. Вы так много сделали для меня.
Майлс засмеялся:
— О, да вы чувствительный парень, оказывается.
Наступила пауза.
— Я вам кое-что скажу, — продолжал Майлс, откашливаясь, — и хотя по телефону толком не побеседуешь, я все же хотел бы в двух словах в порядке подготовки к бою...
Он замолчал. Спенсер ждал, затаив дыхание и чувствуя, как напряглись у него нервы.
— Во всем этом деле есть кое-какие непонятные для меня обстоятельства. Ваше поведение, должен признаться, в некоторых случаях поражает меня. Иногда мне кажется, что вы чего-то не договариваете. — Майлс замялся, а затем убежденно продолжал: — Я не сомневаюсь и никогда не сомневался ни в вас, ни в ваших адвокатских способностях, но иногда у меня появляются сомнения — пожалуйста, не обижайтесь, — серьезные сомнения в обоснованности ваших суждений. Как я уже упомянул, вы, Донован, — весьма чувствительный человек, пожалуй, слишком даже чувствительный, во вред себе.
Майлс снова замолчал. Сердце Спенсера громко стучало, он даже испугался, что Майлс услышит этот стук на другом конце телефонного провода.
— Примите признание старика, который очень привязан к вам и верит вам, — продолжал Майлс, — и, если хотите, подумайте над моими словами. Мы с вами еще потолкуем.