Спенсер вспомнил вечер после третьей недели слушания дела в Вашингтоне. Он сидел в своем номере в отеле «Карлтон», когда ему из Нью-Йорка позвонил Лэрри.
— Привет, старик, мы очень гордимся тобой. Крошка пожелала, чтобы я позвонил тебе и сообщил это. Мы видели по телевизору твою восхитительную физиономию. Ты великолепно выглядел.
— Правда?
— Да, сэр. И какой профиль! Какой потрясающий профиль! Теперь тебя пригласят сниматься в кино. Ну, как дела?
— Прекрасно, — ответил Спенсер. — У нас все в порядке.
— Еще бы! Ты разделал этого сукина сына Купа под орех!
Спенсер засмеялся.
— Это не моя заслуга. На нашей стороне факты.
— Ладно, ладно, — сказал Лэрри. А затем спросил: — Что такое с Беквудом?
— Ничего. А что?
— Знаешь, Луиза, как увидела его лицо сегодня, прямо так и подпрыгнула. Я говорю тебе...
— Он, по-видимому, озабочен.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что он очень озабочен. Это нелегко.
— Скажи ему, чтоб держался. Крошка находит, что у него испуганный вид. Эти проклятые газеты, пожалуй, еще заявят, что он виновен.
— Они все равно это заявят, — сказал Спенсер.
— Подожди минутку. Луиза хочет поговорить с тобой.
В этот момент в дверь номера постучали. Спенсер обернулся и, прикрыв микрофон рукой, сказал:
— Войдите.
— Хелло, Спенс, — раздался голос Луизы в Нью-Йорке.
Дверь отворилась, и вошла Кэрол Беквуд. Движением руки он указал на телефон. Она кивнула.
— Привет, Луиза, — сказал он. — Как поживаешь?
— Прекрасно. Мы скучаем без тебя. Когда ты приедешь?
— Наверное, на следующей неделе. Дело должно закончиться к среде или, самое позднее, к четвергу.
Спенсер взглянул на Кэрол, которая стояла у окна, закуривая сигарету.
— Приезжай скорей, — сказала Луиза. — Лэрри опять стал неугомонным. В понедельник он летит в Калифорнию покупать очередной самолет. Он не может жить без суперреактивной, или как там ее еще, машины,
— Вот как?
— Да, Спенс. Приезжай быстрей. Он улетит, и мы наконец-то будем одни. Мы чудно проведем время...
На том конце провода послышались шум и хихиканье, а затем снова раздался голос Лэрри:
— Не обращай внимания на крошку. Она хочет разрушить нашу прекрасную дружбу. Она ревнует.
— Послушай, — сказал Спенсер, — что, если я позвоню тебе завтра утром? Я сейчас немного занят.
— О, извини, дружище, — рассмеялся Лэрри. — Мне следовало бы это знать, тихоня Спенсер, вашингтонский Казанова. Передай ей привет. И береги себя!
— Спасибо, Лэрри. Привет Луизе. — Он положил трубку и обернулся. — Извините, Кэрол.
Она стояла, прислонившись к подоконнику, плечи ее были опущены. Лица не было видно.
— Я беспокоюсь за Гордона, — сказала она.
Он подошел ближе.
— Почему? Что случилось?
— Я ужасно беспокоюсь, — повторила она.
— Но ведь все идет хорошо, — сказал он. — Они не нашли ни одного доказательства. Вам это известно. И никогда не найдут. Улик не существует.
— Да.
Она потянулась к пепельнице, чтобы положить сигарету, и подняла голову. Она злоупотребляла губной помадой. Рот был чересчур ярким и бесформенным, а лицо бело как мел.
— Вы не заметили этого?
— Не заметил чего?
Он остановился. Конечно, он заметил. Посторонние — и те заметили. Лэрри только что сказал об этом, а ведь Лэрри не был даже знаком с Гордоном Беквудом.
— Он погибает, — сказала Кэрол.
Спенсер подошел к ней совсем близко. Он взял ее за руку.
— Еще несколько дней. Три-четыре — самое большее.