…Я в белый зал входил. Казалось
Весь воздух превратился в гул,
И гулом тяжело дышалось,
Гул, как чугун, мне плечи гнул.
Я чувствовал кариатидой
Себя.
Я жил вмурован в смесь
Того же гула с глянцевитой
Прохладой дня, разлитой здесь.
И зал всей толщью стекол в стенах.
Всей пустотою потолка.
Всей твердью пола – в постепенных
Толчках пульсировал слегка,
Пульсировал и рос толчками
И, стягиваясь, полз назад,
Как будто размягчился камень
И стал резиновым фасад.
И в самой сердцевине гуда
Турбина дремлет тяжело,
Как центр вращения, откуда
Все это празднество пошло.
Здесь полнота природной мощи,
Почти искусства простота,
Такая, что нельзя быть проще,
Такая, что почти пуста,
И вразумительней ответа
Нет – на многоязычный вой.
Чем внятное безмолвье света
И легкость силы лучевой.
«Европа, так значит, конец?..»
Европа, так значит, конец?
Рассказана сказка до края
И завтра наступит вторая,
А этой – в затылок свинец?
Расколото днище о риф,
Вниз поезд с откоса,
И тормоз
Изломан.
И в траур задернусь
Я, имя твое повторив.
Твой проигрыш вписан. Мелок
Сломался в руке у банкрота.
Заклепаны фабрик ворота.
Горбатый закат проволок
Замасленный зарева клок.
Иль это ротфронтовцев рота
Приподняла доски знамен?
Затишьем твой мир заклеймен.
Спят грузы, спят руды, спят зерна
На складах, спят флоты в порту,
Спят трупы турбин, мертвы горны,
Спят мысли, спит песня во рту.
Ночь. Небо в фашистских крестах
Созвездий. Прут тучи гурьбою,
Как танки. На утро – быть бою.
И ветры стоят на постах.
И – яростная тишина.
Чтоб даже шаги не скрипели!
Лишь режет сверлящий пропеллер
Обшивку небесного дна.
Что этот стальной метеор
Развозит? Прессованный порох?
Груз газов?
Мы скроемся в норах,
Но завтра мы выйдем из нор.
Иль в этом летучем корыте
Вспотевшего золота кладь,
Что Франция цедит из Сити
Склерозы свои заживлять?
Набитая слитками птица.
Скользи распростертым мечом,
Но кровью мы будем платиться,
И золото тут не при чем.
И что теперь перетасовка
По банкам блудливых валют?
Шарахнулись зданья.
Винтовка
Свой провозглашает салют.
Европа. Так вот твое право.
Уже ничего не спасти.
Как пепел, истлевшую славу
Ты слабо сжимаешь в горсти.
И все же судьбою двойною
Ты смотришь в упор на меня,
Под ночью твоей шерстяною
Восстанья чадит головня.
Лишенья подсчитывать рано,
Ты руки к рассвету воздень,
Как профиль подъемного крана.
Стоит революции тень.
И знаю, ладони рабочих
По твердому трапу труда.
Как ряд оцинкованных бочек,
Покатят твои города.
Говорит безработный
Я стою. Две руки у меня.
Две ноги. Не урод. Не калека.
Я родился с лицом человека.
Разве мир для меня – западня?
Разве кровь моя – странная смесь
Из особенных шариков в теле.
Что я должен быть съеденным. Весь
Чтоб лишь кости в зубах прохрустели.
Разве жизнь я не смею беречь?
Я – не волк, не крапива, не камень.
Я вскопал эту землю руками.
У меня – расчлененная речь.
Впрочем, дело не в доводах. Спор
Не о точном значеньи понятья.
Я без крова, без платы, без платья.
Я сметен, словно мусор, на двор,
Выдран сорной травою из грядок.
Слит в трубу загрязненной водой…
Если это законный порядок.
То – к расстрелу порядок такой.
Если это но смыслу науки,
Я не спорю. Я жду. И молчу.
И мои безработные руки
Поднимают винтовку к плечу.
Отдел 2
Лирика
О, запах задворок. Шарманок
Сипенье в морозных дворах.
О, кровь загнивающих ранок,
И ветер голодный. И страх.
Бумажный раскрашенный розан.
Огарок дотлевшей свечи.
О, рифмы бубенчик –
Мы прозам
Доверились – сгинь, не бренчи.
Мы умны. Нам цифр колоннада.
Доклада графленая речь.
Нам ружья прохладные надо
Прикладывать к выемкам плеч.
Сестра недовольств, преступлений
Советчица… Короток суд.
О, лирика, стань на колени,
Твой труп по проспекту несут.