Какие быстрые часы!
Весь воздух стал смертельной смесью
Восторга, страха…
Как весы,
Теряет сердце равновесье
И гирьками за граммом грамм
В него гремят сны, звезды, смыслы.
Ни бог, ни царь, никто..
Я сам
Не выравняю коромысла.
Тогда сбегают вниз на двор,
Жмут руки встречным, ждут известий,
Цепляются за разговор,
Подслушанный в чужом подъезде.
А улицы, как зеркала,
Плоски.
В них мглисто брезжут лица.
И явно, что земля кругла,
Что так легко с нее свалиться.
Я руку приподнял. Мигрень.
Я заработался сегодня.
Был длинный, безопасный день. –
Я, улыбнувшись, руку поднял.
«Я подымался по ступеням…»
Я подымался по ступеням.
Я забежал в случайный дом.
Мне верилось
– Мы все изменим
Терпеньем, мужеством, трудом.
И в расчлененной на пролеты
Многоэтажной тишине
Я тихо окликал кого-то,
Чей адрес неизвестен мне,
Подругу, молодость, иль брата,
Иль тех, кто умер, иль того,
Кто будет жить еще когда-то…
Я брел вдоль шахты винтовой
Полуослепший выше, выше
Такой тревогою томим,
Что если б друг навстречу вышел,
Я бы заплакал перед ним,
Сквозь хрусты воздуха, сквозь шорох
Теней, над клетками перил,
Я б выкрикнул слова, которых
Я никогда не говорил.
Откуда это? Что такое?
Мой день был трезв, угрюм, упрям.
Зачем же шарю здесь рукою
Во тьме по замкнутым дверям?
«Постой, она умрет, как дети…»
Постой, она умрет, как дети,
Которым нехватает мест
В семье. Умрет, как все на свете
Без жалоб, гимнов, без торжеств,
Как ты и я.
Но дай болезни
Продолжиться хоть малый час.
Чтоб стала достояньем песни
Та дружба,
чтоб в мозгу мечась,
Как язычок свечи из воска,
Вдруг озарила бытие
Подземных замыслов, громоздких
И непонятных для нее.
А я, оценивая груду
Железа, угля и стекла,
Задумаюсь. И позабуду,
Что мне она их принесла.
И лишь, когда от тяготенья
Освобожусь коры земной,
Как тень истлевшего растенья,
Она мелькнет передо мной.
«А нам не быть…»
А нам не быть –
вдвоем
Нельзя.
Не спорь,
не тронь тех
Смятений
и
о том
Ни возгласа
сейчас.
И если мы
умрем,
То под огнем
на фронте,
И пусть одним
холстом
Задернет ветер
нас.
Мы, как струна
и гриф,
Мы, словно зов и отзвук,
Мы – кровь и кость.
О, встань,
О, ощути до дна,
– Мы, как согласье рифм
Пересекаем воздух.
Нас, будто бы,
гортань
Произнесла одна.
И это наша власть –
– Жить –
И
нет большей чести,
– Ее не уступи –
Быть словом этих
лет.
И если нам
упасть.
То под огнем
и вместе
В передовой цепи,
Входящих
в полный свет.
«Ты мучаешься?..»
– Ты мучаешься?
– Нет.
– А плечи
Ты пригибаешь.
– Нет. Я рад.
Ровесник современной речи,
Я гордым мыслям века брат.
Но даже если есть страданье,
То разве радостью одной
Мы изнутри скрепляем зданье,
Раскинутое над страной?
Но даже если луч несчастья,
То пусть позволено ему
Стать проницаемою частью
Стекла в отстроенном дому.
Отдел 5. Заключение
Пастернаку
Дорогой мой, нот проходят
Наши гулкие года.
Как на быстром пароходе.
Мы плывем. Шуршит вода.
И, пузырясь пенной кромкой,
Отступает за корму
Все, что молодостью громкой
Предлагалось в дар уму.
Связка пены, горстка пепла…
Друг, да разве все мертво?
В пальцах знающих окрепло
Трепетное мастерство.
Словом избранным и разным
Все измерить, все суметь,
Встретить отзвуком прекрасным
Даже старость, даже смерть.
И приходим мы однажды
К заповеданной версте,
Где томиться должен каждый
О труднейшей простоте,