Да сгинет день...
Часть первая
Мэри
I
— Пожалуйста, баас[1], стакан хереса.
Из-за стойки Отто Гундт внимательно посмотрел на темнокожего человека, который только что вошел.
— Сними-ка шляпу! — резко скомандовал хозяин.
— Слушаю, баас. — Так называемый «клиент» робко снял свой головной убор.
— Да у тебя вся голова в перечных зернах, — сказал Гундт, указывая на своеобразные тугие завитки волос на голове незнакомца. — Ты кафр! Не обслуживаю! Убирайся отсюда!
Посетитель быстро провел рукой по волосам.
— Нет, баас, с вашего позволения, я не кафр, я цветной. Дайте стаканчик хереса, будьте добры, баас!
Умоляюще глядя на хозяина, он положил на стойку шестипенсовую монету.
Гундт окинул взором бар. — Джон, поди-ка сюда! — позвал он. Высокий туземец поставил на стол стакан, который вытирал, и подошел к хозяину. Гундт кивком головы указал на человека, стоявшего по другую сторону стойки. — Это кафр или цветной?
Слепой на один глаз, Джон несколько секунд старательно изучал взволнованное лицо посетителя.
— Кафр, баас.
Хозяин — огромный, угрюмый, свирепого вида мужчина с внушительными усами — смотрел неумолимо.
— Таких не обслуживаем. Убирайся отсюда! Живо! — Гундт указал незнакомцу на дверь.
Человек не двигался. Лицо его было хмуро. Гундт нагнулся и схватил тяжелый ременный хлыст, валявшийся среди бутылок. Взмахнув им над головой, он ударил по стойке; удар был похож на ружейный выстрел. Человек попятился назад, защищая лицо руками, раскрыв от испуга рот.
— Пошел вон! — заорал Гундт. — Забирай свои деньги и выметайся!
Не спуская глаз с хлыста, взвившегося снова, человек осторожно подкрался к стойке, схватил монету и отступил к двери. Прежде чем уйти, он злобно посмотрел на Джона.
Гундт бросил хлыст под стойку.
— По всему видать — бродяга, — проворчал он, обращаясь к Джону, и принялся обслуживать других посетителей, собравшихся в не-европейской части бара.
Гундт разливал дешевое местное вино и, морщась, отворачивал нос, чтобы не ощущать запаха потных разгоряченных тел.
Цветные не обращали внимания на презрительное отношение «бааса Гундта». Они стояли у стойки и жадным ревнивым взглядом следили за жидкостью, льющейся в стаканы; в ресторанчике при гостинице «Орел» вино не разбавляют водой, — а для них это самое важное.
Когда они ушли, истратив все деньги, Гундт усталой походкой вернулся в свою контору, расположенную позади бара.
— Ну и воняет же от этих дьяволов! — сказал он жене, высокой, костлявой женщине.
— Перестань твердить одно и то же! — крикнула она гнусаво. — Деньги у них не фальшивые, чего тебе еше?
— Да, конечно, — отозвался он, опускаясь в кресло, — но самих-то их я видеть не могу!
С тех пор как Гундт поселился в Южной Африке, прошло уже много лет, но и сейчас, в 1921 году, обороты его речи и акцент выдавали в нем немца.
— Тогда почему же ты не прогонишь Джорджа? — вызывающе спросила жена.
Он смотрел на ее большие, ввалившиеся, как у мертвеца, глаза.
— Во всяком случае, — не унималась жена, — почему ты оставил его на полном жалованье? — Когда она говорила, ее шея словно становилась длиннее.
— Брось ворчать, отстань! Ведь он ждет первенца. Что ты в этом смыслишь, старая бесплодная корова! — не выдержал он.
Губы миссис Гундт дрогнули.
— Ну и ладно, — отозвалась она. — Уж лучше совсем не иметь детей, чем родить полукровку.
Вытянув свою бычью шею, Гундт выпрямился в кресле.
— Бесплодная старая потаскуха! —с наслаждением снова уколол он ее. — Мэри цветная, ну и что же? Немного кофе не портит молока. Нечего к ней придираться. Она женщина достаточно образованная и вполне порядочная. Получше многих белых, которых я знаю. Да.
— Сам он вечно хвастается голубой кровью своих родственников в Англии. Говорит, будто лорд Мак оф Мейфер его двоюродный брат. Так зачем было жениться на готтентотке? Не выношу людей, которые так позорят мою родину. — В голосе ее звенела злоба.
Рот Гундта скривился в невеселой усмешке, приоткрылись его крепкие желтые зубы.
— И все же она порядочная, благородная женщина, хотя кожа у нее и не чисто белая, — заметил он. — Она вернула к жизни человека, которого пьянство чуть не довело до могилы. С тех пор он совсем исправился. А посмотрела бы ты, как она хозяйничала в кухне, когда ты уезжала. Тут она может дать тебе сто очков вперед...
— Будь любезен, не сравнивай меня с цветной.
— Да тебя и сравнить-то с ней нельзя.
— Ах, вот как! На себя лучше посмотри! Какой от тебя толк в деле с твоим скверным характером? Всех отпугиваешь. Если бы не этот Джордж, ты давно бы прикрыл лавочку, а не загребал деньги, как теперь. Не так ты скроен, чтобы с доходом держать питейное заведение.