Заходящее солнце отбрасывало длинные черные тени от деревьев и холмов, когда мальчики сели в свои каноэ и маленькими веслами начали рассекать воду.
Боб что-то говорил, но Энтони не отвечал и всю дорогу был необычно молчалив.
Сегодня первый раз в жизни ему заявили, что он, Энтони Грэхем, — цветной. А ведь мистер ван дер Мерв был одним из завсегдатаев «Орла»...
Когда они подъезжали к дому, Боб обратил внимание Энтони на то, что костюмы их были мокрые и все в грязи.
— Будет мне нагоняй, — уныло сказал Боб.
Но Энтони сумел быстро переодеться и выйти к ужину в чистом, аккуратном виде. Во время еды он думал о событиях дня и задумчиво смотрел то на младшего брата, то на мать.
После ужина Мэри вошла в детскую. Заметив грязную одежду, она спросила Энтони, что случилось. Он рассказал ей все, умолчав лишь о том, какое оскорбление ему бросил Мерв. Он сказал бы и об этом, да присутствие Стива остановило его.
Мальчики посидели немного с родителями на веранде.
Потом Стива послали спать, а Энтони отправился делать уроки. Когда с ними было покончено, он снова на цыпочках прокрался на веранду. Мэри сидела одна в темноте на шезлонге — Джордж пошел прогуляться. Энтони молча подкрался к матери, сел на стул и тихонько рассказал ей об оскорблении, которое нанес ему на прощанье ван дер Мерв. Слова «цветной выродок» больно укололи Мэри. Она сразу выпрямилась, но тут же снова опустилась в шезлонг и, закинув руки за голову, устремила взгляд вдаль, поверх полей и крыш домов. Энтони было очень жаль мать и отчаянно жаль самого себя. В душе его пылало негодование и ненависть к ван дер Мерву и таким, как он. Мальчик очень надеялся услышать от матери, что они вовсе не цветные, хотя хорошо знал, что в какой-то степени это правда. Он уже постиг это на собственном горьком опыте.
Мэри мучилась желанием облегчить страдания сына и в то же время сознавала свою полную беспомощность перед этой трагедией, свою неспособность утешить и ободрить его словом или делом.
Долго сидела она молча, уставясь в пространство; над высокими пышными перwовыми деревьями, растущими вдоль дороги, взошла полная луна. Энтони казалось, что прошла вечность. Время от времени губы Мэри шевелились, словно она хотела что-то произнести и не могла, как приговоренный, который знает, что дело его безнадежно. Ведь Энтони, осудив своего преследователя, тем самым как бы осудил и ее.
Наконец она вышла из оцепенения. Униженная гордость, трагедия собственной жизни заговорили в ней. Себя утешить она не могла, но она попыталась утешить сына:
— Дорогой мой, не обращай внимания на таких, как этот мальчик, — почти умоляюще сказала она, беря его руку и сжимая ее. — Всех нас создал бог. Он создал белых людей и желтых, черных и цветных. Разве он сделал передышку, разве он сказал: «Я сотворил белых людей, а теперь думаю сотворить цветных выродков»? Нет, это сказал Вилли ван дер Мерв — бог таких слов никогда бы не произнес. Поэтому, мой дорогой мальчик, если кто-нибудь заявит тебе что-либо подобное, помни — это слова глупого человека, а не слова бога.
Она нежно улыбнулась ему. В улыбке этой была вся материнская любовь — надежная защита от внешнего мира, и Энтони, немного успокоенный, пошел спать.
Джордж еще не возвращался. Луна, теперь уже не такая яркая, поднялась выше и стала казаться меньше. Нервы Мэри не выдержали, и в припадке отчаяния она вдруг судорожно зарыдала.
Немного погодя, услышав шаги Джорджа на дороге, она поспешила в комнаты, тщательно вытерла слезы и постаралась встретить его с веселой улыбкой.
XII
Энтони пошел в школу пяти лет. Скоро и Стиву должно было исполниться пять, а отец и мать все еще не решили, как быть с его обучением. Словно родители забеременевшей девицы, они не знали, что им делать, — месяцы шли, и это пугало их.
Популярность старшего сына лишь усложняла проблему, — Мэри и Джорджу еще больше хотелось не создавать никаких препятствий на его пути.
На школьных празднествах в соревнованиях по плаванию одиннадцатилетних подростков десятилетний Энтони взял первый приз. Да и много других спортивных побед досталось ему.
Мэри хорошо знала, каким успехом пользуется ее сын. Его способности создали ему славу умного, энергичного и живого мальчика, а личное обаяние и белая кожа заставляли многих даже забывать о том, что мать его цветная.
Если Джорджу и удастся устроить Стива в стормхокскую школу, правильный ли это будет шаг? — думала Мэри. Справедливо ли с их стороны ставить под удар положение Энтони в школе, лишать его той популярности, которую он завоевал среди своих сверстников? Предположим, школьное начальство и согласится принять Стива, но другие родители ведь могут заявить протест, а если они это сделают, тогда — что за страшная мысль! — тогда и Энтони придется уйти из школы.