Был уже двенадцатый час, когда поезд подошел к Стормхоку.
Сквозь завесу саранчи, залетевшей на станцию, Энтони разглядел на перроне Стива. Как сильно он вытянулся и похудел! Энтони помахал брату, но тот не ответил.
Стив всегда отличался серьезным видом, но сейчас, когда он медленно брел по перрону, лицо его было как-то особенно мрачно, почти мертвенно.
Это напугало Энтони, и он подбежал к брату.
— Хэлло, Стив!
— Хэлло, — без всякого выражения отозвался Стив.
— Что с мамой? Как она?
Стив молчал.
— Как мама? Говори! Да говори же! — Он сжал плечо Стива и потряс его.
— Умерла...
Слово это, как камень, легло Энтони на душу. В долгой наступившей тишине рекламные объявления на стенах, обложки журналов в маленьком книжном киоске, вагоны прибывшего поезда расплылись перед ним в одно пятно и исчезли. Он услышал хриплый бессвязный звук и не сразу сообразил, что звук этот исходит из его собственного горла. Энтони пытался овладеть собой, но вся станция заплясала перед ним в каком-то фантастическом танце.
Когда он пришел в себя, то понял, что шагает рядом с братом по улице.
Медленно, в молчании шли они к тому месту, которое было раньше их домом. Повсюду вокруг кишела саранча, пожирая, уничтожая, разрушая; бедствие совершается, бедствие совершилось.
Немноголюдная похоронная процессия следовала своим грустным путем к кладбищу; скрипя и громыхая по сухой дороге, колеса катафалка не поднимали много пыли. Даже песок, так легко вздымающийся поздним летом, на этот раз лежал спокойно, словно оказывал уважение женщине, погибшей в неравной борьбе с жизнью.
Когда они подошли к самым могилам, налетел легкий ветерок, но листья на деревьях не зашуршали — саранча пожрала все.
— «Из праха взят и в прах обратишься...» — словно во сне долетали до Энтони печальные слова одетого в черное священника и глухой шопот присутствующих; сквозь какой-то туман видел он лица тех немногих, кто стоял рядом, когда гроб опускали в могилу, — отца, Стива, мистера Гундта, Боба Шорта, его матери и профессионалов-плакальщиков.
Никогда он ее больше не увидит... Не нашлось для нее места на земле. В Уиннертоне его уже никогда не будут ждать ее письма... «Энтони, сыночек мой, дорогой мой мальчик, я связала тебе свитер... Я так хочу снова увидеть тебя, мой любимый мальчик...»
Если бы он знал, что она умирает! Если бы не стыдился ее так и приехал домой на каникулы, вместо того чтобы проводить время с чужими людьми!
Отцу не удалось похоронить ее на европейском кладбище. Но разве это так важно? Имеет ли какое-нибудь значение то, что ее положили рядом с цветными, — она ведь к ним и принадлежала. Не все ли равно, от чего она умерла — от воспаления легких, как ему сказали, или от чего-то другого?
Ее больше нет. Все кончено. И теперь комья земли с глухим стуком падают на деревянный гроб...
Она ушла в вечность, умерла.
Бриз перешел в ветер, а ветер поднял бурю пыли, со свистом бросая песчинки людям в глаза.
XXV
После смерти матери Энтони и Стив не сразу вернулись в школу. Отец, который быстро, на их глазах, поседел, не в состоянии был выносить одиночества по вечерам и около недели держал сыновей дома. Он так привык полагаться во всем на жену! Ведь только благодаря ей он все эти годы не пил водку.
Теперь, тяжело страдая, он нуждался в присутствии детей, особенно в присутствии Энтони.
Но даже и они ничем не могли ему помочь.
Как-то ночью, на пятые сутки после похорон, Энтони лежал в постели и не спал. Было начало двенадцатого, когда снаружи послышались шаги — тяжелые, медленные, неровные. Затем кто-то споткнулся и упал. Энтони вскочил и выбежал на веранду. На цементном полу, распластав над головой руки, лежал Джордж.
Стив проснулся и прибежал на шум; вдвоем они подняли отца. Когда Джордж повернул голову, они уловили винный запах у него изо рта.
С трудом удалось им уложить отца в постель. Стив побежал за доктором, а Энтони стал вытирать тонкую струйку крови, которая текла из раны на лбу. И вдруг, словно сквозь туман, до него донесся голос отца:
— Большая ошибка. Нельзя мне было иметь детей, — бессвязно бормотал он.— Лучше бы Стив вовсе не родился!.. — Джордж икнул, он был очень пьян. — Нет, ты должен признать: Стив — цветной выродок. Вот почему Мэри пыталась отделаться от следующего. — Он попробовал подняться. — Мэри, Мэри, вернись! Я болен, Мэри... — продолжал он звать жену.
Отца вырвало прямо на простыню. Энтони и не заметил этого: он сидел, бесцельно глядя в пространство. Теперь он знает, зачем мать сделала эту ужасную вещь. Она сделала это ради него. Она не хотела родить еще одного, — возможно, более темного, чем Стив, и усложнить жизнь ему, Энтони. Пожертвовав его будущим братом или сестрой, она принесла в жертву и самое себя. Энтони молил бога, чтобы Стив никогда не узнал причину смерти матери.