Вечером на следующий день он пошел на кладбище. В сумерках стоял он около могилы Мэри и со слезами на глазах думал о ее одинокой, полной самопожертвования жизни.
— Прости меня, мама, — шептал он.
Энтони повернулся, чтобы уйти, и внезапно вспомнил о Рэн; холодный страх снова закрался ему в душу: если он когда-нибудь на ней женится, у них могут быть дети — такие, как Стив. И он почувствовал, что любит Рэн слишком сильно, чтобы обречь ее на трагедию, какую пережила его мать.
Сразу по возвращении в школу Энтони написал Рэн письмо. Если в предыдущих посланиях он неизменно обращался к ней «любимая», то это он начал просто:
Дорогая Рэн!
Должен с прискорбием сообщить тебе, что я перенес огромную потерю. Десять дней назад умерла моя мать. Не могу и выразить, что это для меня значит. Да если бы и попытался, ты все равно не сумела бы понять, несмотря на наши отношения. Одно могу сказать тебе, что вся моя жизнь теперь перевернулась. Наша любовь, твоя и моя, была прекрасна, но теперь ей настал конец.
Возможно, ты поймешь, чем вызвано это мое решение. Не знаю. Надеюсь все же, что сумеешь понять. Прощай, Рэн.
Она ответила:
Дорогой Энтони!
Мне казалось, что в такое время я могла бы больше для тебя значить. Не могу я этого понять и думаю, что никогда не смогу.
Я очень огорчена, что ты потерял мать. Пожалуйста, прими мое глубокое и искреннее соболезнование. Прощай.
Ее письмо причинило ему боль. Он спрятал его вместе с другими и хотел было их сжечь, но не мог заставить себя это сделать.
Затем он целиком погрузился в подготовку к экзаменам на аттестат зрелости, которые должен был держать в конце года. Он перестал увлекаться спортом и думал только о книгах.
Хотя Энтони аккуратно каждую неделю писал отцу письма, от него он получал самое большее одно письмо в месяц; все они были написаны небрежно, кратко и казались ему даже немного глупыми.
Четыре месяца спустя он приехал в Стормхок на зимние каникулы. Он ожидал увидеть отца в состоянии тяжелого запоя, но дела повернулись гораздо хуже, чем он предполагал. Энтони застал отца в постели, исхудавшего и небритого. Беспробудное пьянство сильно пошатнуло его и без того слабое здоровье. В доме царили грязь и беспорядок,
Однажды в морозное утро Энтони и Стив проснулись от громкого стука в парадную дверь. Это стучал мальчик-туземец, разносивший рано поутру молоко.
— Баас, баас! — возбужденно кричал он, выкатив белки и указывая вглубь маленького садика.
В предрассветных сумерках Энтони рассмотрел фигуру человека в пижаме, лежавшего возле калитки. Какая-то бездомная собака обнюхивала его со всех сторон. Энтони и Стив, как были, босиком, бросились к калитке и, дрожа от ледяного ветра, нагнулись над телом. Лицом вниз на земле лежал их отец. Охваченные ужасом, они повернули его на спину.
Тело уже окоченело, лицо сделалось синим.
В последовавшие за этим страшным ударом дни Энтони все больше и больше стало казаться, что события движутся по какому-то свыше предначертанному плану.
На похороны отца — гораздо более торжественные, чем похороны матери, и на этот раз на европейском кладбище — он шел с холодным спокойствием в сердце.
После смерти Джорджа мистер Шорт проявил себя по отношению к его сыновьям подлинным другом, каким и был всегда. Он с готовностью принял на себя обязанности душеприказчика, которые ему поручили, устроил продажу маленького дома Грэхемов, мебели и другого имущества и выгодно поместил несколько сот фунтов, унаследованных обоими братьями, в особо ценные бумаги.
К младшему брату Энтони проявлял теперь больше терпимости, чем за все прежние годы. Стив первый возвращался в школу. Утром Энтони проводил его на вокзал. Когда они пожимали друг другу руки, Энтони с грустью подумал о том, встретятся ли они когда-нибудь снова. Долго стоял он на перроне и махал Стиву рукой. Он был теперь единственным из Грэхемов, кто остался в Стормхоке.
В тот же вечер Энтони снова пошел на кладбище для цветных. Оно было закрыто. Он перелез через проволочную изгородь. На чистом зимнем небе светила луна, отбрасывая на могилу матери его собственную черную тень.
На следующее утро Энтони уезжал в Уиннертон. Высунувшись из окна вагона, он в последний раз посмотрел на городок, в котором родился, и, отвернувшись, с тоской на сердце проклял этот день.