— Да, велел.
— И сказал, что вы можете снять отпечатки с его пальцев?
— Да.
— И тогда он был вполне спокоен и уравновешен?
— Да.
— Надеюсь, вы не хотите сказать, сержант, что мистер Грант придумал это — относительно брошенного в него стула, — придумал уже потом?
— Нет.
Тэрнер попросил передать ему чашки и блюдца, и пристав тотчас принес их ему.
— Эти чашки вы видели в ту ночь на квартире у мистера Гранта?
— Да.
— Прошу вас внимательно осмотреть каждую чашку.
Сержант Клопперс принялся вертеть в руках чашки, а Энтони поочередно смотрел то на него, то на Тэрнера, недоумевая, какой последует за этим вопрос.
Присяжные были тоже заинтригованы.
Очень медленно, точно цедя слова, Тэрнер спросил:
— Можете ли вы обнаружить следы губной помады на какой-либо из этих чашек?
Слегка разинув рот, так что стали видны его белесые десны, Клопперс снова и снова вертел во все стороны чашки. Прошло довольно много времени, прежде чем он сказал с самым дурацким видом:
— Нет.
— Теперь передайте, пожалуйста, эти чашки присяжным, — с победоносным видом предложил Тэрнер и сел на свое место, а присяжные принялись с недоумением осматривать чашки.
Впервые с начала процесса Энтони немного приободрился. Так, значит, мир не всегда против него. И как это он упустил из виду такое важное обстоятельство? Интересно, что теперь намерен делать Тэрнер?
Тем временем присяжные потребовали снова пепельницу; двое-трое из них выбрали окурки, на которых отчетливо сохранились следы губной помады, внимательно их осмотрели и поднесли к чашкам.
Энтони недоумевал, почему до сих пор не зачитано заявление Босмена. Быть может, обвинение решило не выставлять его в качестве улики?
Он посмотрел на Стива, сидевшего неподалеку. Может, брат его вернется в Порт-Элизабет, так и не выступив на суде и не раскрыв роковой тайны!
Следующим свидетелем был эксперт по отпечаткам пальцев. Его показания ни на йоту не продвинули дела. Он заявил, что на стуле обнаружены отпечатки пальцев как Босмена, так и Гранта, и местонахождение этих отпечатков заставляет предполагать, что любой из них мог использовать стул в качестве орудия.
Затем вызвали констебля Бринка и тоже подвергли перекрестному допросу. Его показания совпали с тем, что говорил сержант. Он утверждал, что хотя чайник и был лишь слегка теплый, однако холодным его никак назвать было нельзя.
Наконец обвинение вызвало доктора Штейна.
И тут Энтони сразу понял, что надеждам его не суждено сбыться. Этого свидетеля только затем и вызвали, чтобы зачитать заявление Босмена. Правда, он помогал доктору Манро при операции. Но его показания по этой части никого не интересовали. Факт смерти был установлен и отнюдь не оспаривался защитой.
Его показания должны были перевернуть весь ход процесса. Они могли перевернуть и всю жизнь Энтони. Ведь если суд решит принять к сведению заявление Босмена, придется выставить Стива в качестве свидетеля.
— Вы — частный хирург, живущий при больнице? — спросил Блер.
— Да. — Высокий красивый молодой врач явно волновался, как если бы ему ни разу не приходилось давать показания.
— Расскажите, пожалуйста, поподробнее, какая медицинская помощь была оказана данному пациенту?
Доктор Штейн целиком подтвердил показания доктора Манро. Когда он кончил, Блер спросил его:
— Приходил ли больной в сознание, пока он находился под вашим наблюдением?
— Да. Перед самой операцией.
— Что при этом произошло?
— Протестую. — Тэрнер поспешно вскочил с места.
— На каком основании, мистер Тэрнер? — сухо спросил судья.
— Я протестую против оглашения на суде каких бы то ни было заявлений, пока не будет доказано, что больной находился «в безнадежном состоянии и ясно сознавал неотвратимую близость смерти», как того требует закон. Я протестовал перед мировым судьей, милорд, против того, чтобы заявление покойного фигурировало в числе улик.
— Понятно, — сказал судья. И, повернувшись к представителю генерального прокурора, сказал: — Вам придется, мистер Блер, дать мне удовлетворительные доказательства состояния духа покойного, прежде чем мы согласимся выслушать его заявление.
— Да, милорд.
Блер перелистал лежавшие перед ним бумаги, вынул одну из них и быстро пробежал глазами.
— Скажите, доктор, каково было состояние больного перед тем, как он сделал свое заявление? Я имею в виду его, физическое состояние.
— Он нуждался в немедленной операции. Мы были почти убеждены, что у него проломлен череп.
— Значит ли это, что...
— Протестую, милорд, — резко выкрикнул Тэрнер. — Я знаю, что мой ученый коллега никогда не станет задавать явно наводящих вопросов, но я не хочу, чтобы он задавал такие вопросы, которые хоть в какой-то мере могут подсказать свидетелю ответ.