— Вы были одеты? — отрывисто спросил он.
— Конечно! Милорд, дозволительно ли мистеру Блеру высказывать подобные намеки?
— К порядку в суде! — крикнул пристав.
— Боюсь, что адвокат имеет право спрашивать вас об этом, — сказал судья. — Если будет задан неуместный вопрос, я разрешу вам не отвечать на него.
Глазки мистера Блера вспыхнули.
— А где был обвиняемый, — продолжал он свой допрос,— когда вы... м-м... лежали на его постели?.. Он тоже был на постели?
Среди присутствующих раздался громкий смех.
— К порядку в суде!
— Любопытная получается картина. Вы, — Блер вытянул указательный палец в сторону свидетеля, — цветной, являетесь ночью к обвиняемому. Вы едите с ним и разговариваете, а затем приходите к нему в спальню и ложитесь на его постель?
— Мы заговорились, я устал и решил прилечь ненадолго на его кровать. Вот и все. Мистер Грант сидел на стуле рядом.
— Вы на этом настаиваете? — саркастически спросил Блер.
— Это правда, милорд.
— В таком случае, я могу лишь сказать, что история получилась претаинственная. — Блер хихикнул. Некоторые присяжные тоже, как видно, веселились от души, остальные были шокированы. — Давайте подытожим. Обвиняемый сказал полиции, что он был один. А вы говорите, что нет, что действительно были с ним и невинно лежали на его постели! Чему же вы хотите, чтобы присяжные поверили?
— Я не отвечаю за то, что мистер Грант сказал полиции.
— Возможно, что и так. Но вы отвечаете за ложь, которую говорите здесь, дав присягу говорить только правду.
— Я уже говорил, что не лгу.
— В таком случае лжет обвиняемый! Как же вы все-таки это объясняете?
Стив молчал.
— Да ну же, мистер Грэхем, не стойте точно истукан! Разъясните эту странную историю джентльменам присяжным!
Стив продолжал молчать.
— В таком случае, раз вы не хотите сами объяснить, позвольте мне это сделать за вас: коль скоро вы были у обвиняемого и лежали на его постели, а он ни за что не хотел, чтобы Босмен видел вас, и даже применил силу, стараясь помешать ему пройти за портьеры, — значит, ваше пребывание там было не так уж невинно?
Стив медленно обвел глазами зал. Он увидел бесчисленное множество лиц, смотревших на него. На секунду взгляд его задержался на Энтони, и в его черных глазах мелькнула жалость. Тут он увидел, как Блер посмотрел на него, потом на Энтони и потом опять на него. Энтони тоже заметил взгляд Блера и содрогнулся при мысли, что адвокату бросилось, наконец, в глаза сходство между ними. Вероятно, Стив тоже подумал об этом?
— Я жду, мистер Грэхем, — сказал Блер.
— Вы хотите, чтобы я разъяснил вам, в чем дело, — сказал Стив.— Хорошо, я это сделаю. Все очень просто.— И ясным твердым голосом он произнес слова, которых все это время ждал Энтони: — Мистер Грант — мой брат.
Слушатели ахнули как один человек. Вокруг того места, где сидела Джин, тотчас образовалась целая толпа возбужденных людей. Люди вытягивали шеи, чтобы посмотреть на Стива, а затем оборачивались и смотрели на Энтони.
— К порядку в суде! К порядку в суде!
Все здание гудело, точно улей потревоженных пчел.
— Если еще раз поднимется такой шум,— торжественно заявил судья, как только его голос мог быть услышан, — я велю очистить зал!
Блер продолжал допрашивать Стива о всяких мелочах, связанных со стулом, настаивая, что версия Босмена представляется ему более вероятной, и пытаясь заставить Стива изменить свои показания или вступить в противоречие с самим собой. Но это ни к чему не привело. Сбить Стива было невозможно.
— У меня вопросов больше нет, милорд, — сказал Тэрнер, когда Блер окончил допрос.
Судья жестом отпустил Стива. Тут снова поднялся Тэрнер и ясным спокойным голосом произнес:
— Попрошу обвиняемого.
На лице Энтони читался радостный вызов, пока он шел через зал и поднимался на возвышение для свидетелей.
Опознав Босмена на фотографии, он подтвердил все то, что показал Стив, и исправил собственные показания, данные полиции. Он говорил без всякого волнения, колебания или утайки. Он объяснил, почему переменил фамилию, рассказал, как боролся, чтобы преуспеть в жизни, и что ему мешало. Он сказал, что Джин Хартли никогда не была у него, а другая девушка бывала — ей и принадлежат окурки найденных в пепельнице сигарет.
Говорил он сам по себе, не дожидаясь вопросов со стороны Тэрнера. Он рассказал всю правду без всякого принуждения. Его защитник стоял и молча слушал. Покончив с признаниями, Энтони посмотрел в упор на присяжных и медленно произнес:
— Теперь, джентльмены, я надеюсь, вы поймете, почему я солгал полиции. Дело в том, что я не сегодня впервые сел на скамью подсудимых. Мы с братом давным-давно предстали перед судом. Этот суд состоялся еще до нашего рождения. Нас судили за дела наших предков; мы были осуждены и приговорены жить в мире, полном предрассудков. И даже если сейчас вы меня оправдаете, тот, другой приговор все равно будет довлеть надо мной. Он будет довлеть до конца дней моих. Так что я смело могу сказать вместе с Иовом: «Да сгинет день, в который я родился, и ночь, в которую было сказано: «Сегодня зачат человек!»