Услышав такую новость, местные заметно приуныли, но радовались хотя бы тому, что остались живы. Я бы на их месте тоже радовался.
Я вышел из амбара, оставив старика объяснять своим соседям повестку дня. Орки немного угомонились, теперь они расслабленно сидели вокруг костров и сыто рыгали, бросая обглоданные косточки в огонь. Отдельная похоронная команда утаскивала наших мертвецов в лес, чтобы похоронить там.
— Слушайте мой приказ, — объявил я. — И передайте остальным. С этого момента трогать местных нельзя, если они не подняли против вас оружие. Эта деревня теперь — часть нашей Орды.
Орки зароптали, недовольно загудели. Они рассчитывали продолжить забавы, на этот раз уже с пленными. Из амбара начали тонкой струйкой выходить местные, затравленно озираясь по сторонам. Мои воины провожали их злыми хищными взглядами. Понемногу жители возвращались в дома, в деревне тут и там снова слышался горький плач.
Последним из амбара вышел тот самый дед, и я остановил его.
— Как звать тебя, старик? — спросил я. — Имя?
— Кунеш мене, Кунеш, — ткнув себя пальцем в тощую грудь, ответил дед.
— А кто тронет этого старика — пожалеет о том, что вообще родился на свет! — прикрикнул я.
Толмач, даже такой, сейчас был на вес золота.
Я прошёлся по периметру, разглядывая избы из цельных брёвен, хозяйственные постройки и загоны для животных. Самая большая изба в центре села наверняка принадлежала или местному старосте, или местному вождю, так что я направился к ней. Собака, наверное, одна из немногих выживших во всей деревне, рвалась с цепи и захлёбывалась от ненависти, надрывно гавкая на меня, но сделать она ничего не могла, и я беспрепятственно поднялся по небольшому крылечку.
Внутри уже побывали мои воины, всё было перевёрнуто вверх дном, сундуки выпотрошены, шкафчики и полочки сорваны со своих мест, а нехитрая самодельная мебель переломана и разобрана на дрова. Здесь я, пожалуй, и расположусь. Я начал потихоньку наводить порядок, насколько это было вообще возможно. Затопил печку, потому что дом выстудили напрочь, когда забыли закрыть дверь, убрал обломки мебели и осколки посуды. Хозяин этого дома наверняка пал в бою, да и из амбара сюда никто не вернулся, так что я без всяких колебаний присвоил себе эту недвижимость. По праву победителя.
Необходимый минимум я убрал самостоятельно, а остальное, вроде мытья затоптанных полов, пусть делают местные. Вождь я, в конце концов, или не вождь? Другие опустевшие дома я разрешил занимать своим воинам, а сам кликнул Кунеша, который примчался пулей, несмотря на всю свою дряхлость.
— Господине? — склонился он.
Старик быстро смекнул, что я не собираюсь его убивать, пока он полезен, и из кожи вон лез, лишь бы мне угодить. Его страх перетекал в подобострастие и беспрекословное подчинение, а над своими соседями он теперь ощущал беспредельную власть, потому что ясно сознавал, что именно от его слова зависят их судьбы.
— В этом доме надо прибрать, — приказал я. — Отправь сюда нескольких баб.
— Добре, — закивал Кунеш, и тут же скрылся из виду.
Хитрый жук уже наверняка выжимал всю выгоду из своего положения, мстил за старые обиды и всячески повышал свой авторитет за счёт близости к новому вождю. По-хорошему, мне надо самому выучить язык местных, или наоборот, заставить всех остальных говорить на языке новой администрации, но Кунеш точно не станет никого учить, чтобы не терять свои нынешние привилегии.
Вскоре он вернулся с тремя хмурыми женщинами неопределённого возраста, нарезал им указаний, а сам уселся на крылечке с довольным видом, глядя, как бабы начинают таскать воду и прибираться в доме. Мог бы и помочь.
— Помоги им, Кунеш, — приказал я.
— Спина. Больно, — замотал головой старик, но после того, как я сунул ему под нос огромный зелёный кулак, со вздохами и причитаниями встал и поплёлся на помощь.
Так-то лучше. А пока мне готовят новое жилище, надо решать что-то с орками, которых теперь на улицах деревни оказался избыток. Не все пожелали заселяться в чужие дома, не всем хватило места, и они предпочли остаться на улице, возле костров, некоторые пока несли службу в карауле, наблюдая со стен за тем, что происходит в округе, не только в лесу, но и в самой деревне.
Я собрал три десятка таких неприкаянных и не пришедшихся к месту, построил у ворот, которые пока никто так и не удосужился вернуть на место, и они, выбитые тараном, стояли, аккуратно приставленные к частоколу.
— Братья! На вас возлагаю огромную честь, — произнёс я. — Вернуться в горы и доложить о нашей славной победе!