– Хватит! Есть дочь! Есть работа любимая. Скоро сентябрь, там, где ее настоящая жизнь, ждут те, кто никогда не предаст! Дети предавать не умеют!
***
– Тебе, алмазная, только попадьей быть, вон, королева! И полна и бела. Пава. Как живешь, красивая? Что не заходишь? Загордилася?
У калитки, посадив крошечную девчонку, завернутую в плохо стиранное цветастое одеялко, на крепкую большую грудь, стояла Райка. Черные глаза с поволокой, яркие, такие же красивые, как раньше, смеялись. Белозубая, с румянцем, пробивающимся через смуглую кожу цвета слоновой кости, цыганка снова стала похожей на ту себя, прежнюю – горделивую красавицу. В июле ее мужа забрали за кражу коня в совхозе, и, видно, надолго. Попричитав для виду, Райка истово перекрестилась в сторону заката и, пошептав, попросила Бога никогда не возвращать рома домой.
– Сдохни. Сдохни. Сдохни, трижды прошептала она и сплюнула. Никто не видел, и никому не надо. Карты ему плохую дорогу показали, а карты не врут.
– Зайди, золотая, погадаю. Вижу, маешься. Да и Лачо тебя ждет…
Райка засмеялась, откинула за спину косы, туго стянуты концами косынки с красными кистями. Геля подошла, приобняла Райку за плечи.
– Привет, рада видеть. Да и то, зайду вечерком с Иркой. Она любит с сыном твоим побегать. Зайду… Лачо скажи…
…
– Бааабб, дай мне… Ну Баааабааа…
Стоя босыми ножками на грубой половице, Ирка смотрела, как Пелагея ловко, точными движениями темных, слегка потрескавшихся пальцев, скручивает нитку, направляя ее к зубастому крутящемуся чудовищу. Тонкое, но большое колесо так быстро мелькало деревянными узорчатыми спицами, что Ирке казалось, что около бабкиной бархатной юбки крутится солнышко. Ей очень хотелось сунуть ногу туда, где толстая педаль-колода сновала туда-сюда под бабушкиной большой ногой, обутой в войлочную тапочку, но Пелагея внимательно следила за внучкой, отгородив опасную зону мощным коленом, плотно обтянутым тканью.
– Нельзя, детка моя золотая. Щас вот глянь-ко, дед корову примет, тебе пряничек из ларечка достанет. А пока иди, вон на куколок подывысь.
На комоде стояли фафоровые ангелочки и слоники. Ирке редко разрешали их брать, но тут было не до них.Серая мохнатая нитка каким-то чудом превращалась в тугой ровненький моток, Ирка никак не могла понять, как это получается и ныла.
– Ну баааабааа.
Пелагея дала Ирки две колючие чесалки, насадила на них шерсть, но чесалки слипались, раздираться не хотели, и Ирка их бросила на диван.
– Ыыыы
Зашел дед, ухмыльнулся в усы, поднял девочку на плечо и понес во двор.
– Пошли чесало бабе сподобим, а то она вона все сломалося… А потом козину с тобой выбирать знайчнэм, чтобы платок не кусалси.
– Дед, я Ирку заберу, меня Райка позвала, пойдем на часок.
Геля – большая, пышная, с рыжей копной чуть взбитых волос, сияя в сумеречном предзакатном свете такой белоснежный кожей, которая бывает только у рыжих, в ярком открытом светлом сарафане, стояла у ворот. Ирка потянулась к матери. Дед отдал девочку, недовольно сдвинул назад фуражку: – И дефку туда тянет. Кровь вас что ли зовет…
Дед еще долго ворчал, постукивая на погребице инструментом.
***
Вечер выдался прохладным, уже чувствовалось далекое дыхание сентября, легкий, почему-то слегка грибной запах близкого перелеска смешивался с ароматом высохшей степной травы и костерка. У всех в палисадниках буйствовали разноцветные астры, и только у цыганских ворот клубилась путаная желтая мурава. Геля приоткрыла калитку, нерешительно протиснулась в небольшую щелку, вроде как боялась открыть ее шире, втянула Ирку. Под ноги, откуда-то из-под кустов смородины выкатился чумазый Вовка, крепкий, смуглый, похожий на взведенную пружинку. Он запрыгал вокруг Ирки, что-то быстро лопоча.
– Офка!
Ирка заулыбалась разом, позабыв все беды и, перебирая пухлыми ножками в сандаликах по плотно утрамбованной земле, побежала за мальчишкой ловить Полкана. Геля опасливо прошла в глубь двора, к очагу. Райка снимала с огня котелок, из которого на весь двор пахло чаем и мятой. Геле вдруг показалось, что все осталось, как прежде, и даже заболела голова от тяжести несуществующей косы за ее спиной. В глубине двора сутулый цыган возился с телегой…
Глава 7. Прощание
И что? Так все бездарно и пошло закончилось? Сейчас, когда аромат степного воздуха, смешавшийся к вечеру с запахом мяты и дыма цыганского костерка, так остро напомнил прошлое, Геле вдруг показалось, что она – все еще та, смешная, рыжая девчонка в конопушках, и все еще можно вернуть – радость, чистоту, беззаботность и предчувствие любви. И можно просто подойти сейчас к Лачо и сказать: " Здравствуй…».