— Я тут хотел про клуб охотников разузнать. Время свободное подвернулось, знаешь, и подумал, что пора бы и записаться куда-нибудь. Для общего, так сказать, развития.
— А, ну это ты по адресу, парень. Потенциал у тебя… — окинул он оценивающим взглядом мою дрыщавую тушку, — …есть. Эй, Миш! — окликнул он кого-то из числа тренирующихся. — Поди сюда! У нас тут новенький, кажись, в охотничий! Жаждет крови и зрелищ, говорит, аж руки трясутся! Говорит, не успокоится, пока в какую-нибудь тварину копье не засадит! Миш! Быстрее давай, а то, боюсь, он меня расчленит на куски! Каменецкий, бляха! Аха-ха-ха!..
На всякий случай я его поправлять не стал. Мышцы наращу — вот тогда будет можно.
— Иду я, не ори так, — подошел к нам не менее подкаченный тип. Тот самый, кстати, который ту монстрятину горбатую пополам разрубил одним ударом меча.
— Это Димитрий. Гордеев, — кивнул Павел на меня. — Скажи ведь, есть же потенциал, а?
— Ну есть, — прошелся по мне мечник таким же изучающим взглядом. — Михаил Каменецкий, — и его здоровенную, влажную от пота, лапищу я пожал тоже. — Опыт охоты есть? Боевой опыт? Фехтованием занимался когда-нибудь? Вообще меч в руках не держал никогда?
Я мотал головой на каждый вопрос, и что-то подсказывало мне, что собеседование в их накаченные ряды вряд ли пройду. Но хотя бы попытался.
— Знаешь, так даже лучше, — удивил он меня. — Переучиваться не надо будет. А то научат в этих фехтовальных залах в узких портках танцевать, а ведь на деле всё совсем иначе.
— Мы еще и шашлыки в лесу жарим, — весело добавил Павел. — Из тех, кому внутренности качественно выпотрошили, аха-ха-ха!..
— Ха-ха-ха… — вымученно посмеялся я, пытаясь проникнуться новой атмосферой. Не особо помогло.
— Значит так, Димитрий. Слушай сюда, — дружески хлопнула меня рука Михаила по плечу. — Собираемся мы по нечетным дням к шести часам вечера в спортивном зале. Перекличка, небольшая тренировочка для поднятия духа, и на дело. Это с первого взгляда кажется, что в здешних краях ни одной твари нет. А знаешь, почему никто их не видит?
— Потому что мы их, как цыплят, истребляем, погань эту! — тут же ответил Павел и хлопнул меня по второму плечу.
— Именно, — поддакнул Каменецкий. — И ректорше в радость, и нам в кайф. Все довольны. Так что если серьезно хочешь примкнуть, придется, Гордеев, попотеть.
— А потеть — это круто, — выпятив челюсть, закивал Ломоносов. — Потому что не потеют только трупы, Гордеев!
— Ага… — натянуто улыбнулся я.
— Завтра седьмое, кстати, — внезапно посерьезнел Павел. — Ни на что не намекаю, конечно, но…
— Завтра к шести часам вечера в спортзале, — верно понял я незамысловатый намек.
— Отлично! И помни, что никогда не поздно начать работать над собой, — подметил мечник.
— Но лучше рано, чем поздно! — дополнил его другой.
— Организационные вопросы решим на месте. Но можешь уже морально начинать готовиться.
— Это будет мясо!
Попрощавшись с ребятами, покинул тренировочную площадку. Но отойдя от нее буквально на несколько метров, вздохнул и медленно провел ладонью по покрытому испариной лицу.
И куда я, мать твою, только что вступил?..
Глава 26
Московский императорский дворец…
Тем же днем…
Обстановка малой дворцовой гостиной не вызывала у Полиночки ничего, кроме отвращения и желания убраться отсюда подальше. Именно здесь девушку с малых лет запирали, чтобы отчитать во всех прегрешениях. И если сначала этим занимались исключительно гувернантки, приставленные к шкодливой княжне, то после наступления шестнадцатилетия дочери сферу нотаций взял на себя лично отец.
Такая инициатива возымела лучшие результаты. Полиночка боялась властного отца примерно в той же степени, в которой изнывала по свободе, но с малым злом тоже приходилось считаться.
Сидя на расписной ткани диванчика, княжна обняла декоративную подушку обеими руками и с постной физиономией выслушивала, насколько сильно позорила род своими выходками. Насколько наплевательски она относится к своему титулу, семье и к будущему в целом. В какой-то момент это опротивело ей настолько, что она осмелилась открыть рот.
— Я знаю, какое будущее вы прочите своему ребенку, который является всего лишь шестым по очередности наследования, — произнесла она, и Лев Алексеевич, до сего момента меривший гостиную шагами, остановился. — Вы хотите всего лишь удачно выдать меня замуж, и я в полной мере осознаю ваше стремление и принимаю его. Как только вы заключите эту помолвку, руки ваши в отношении меня будут развязаны, потому что завязанными они будут уже у моего жениха. Разве не этого вы добиваетесь, отец? — подняла она на родителя проницательные голубые глаза. — Вам абсолютно всё равно, насколько я буду бесполезна сама по себе. Какое образование я могу получить, и насколько широкую свободу предоставит мне род, неотъемлемой частью которого я стану. Вами движет иная выгода — финансы и магический потенциал. Думаете, я этого не понимаю?