— Полиночка… — прекратив нарезать круги, уселся мужчина напротив дочери. Сложил ладони домиком перед собой, уперев локти в колени. — Ты дорога мне. Я вовсе не отношусь к вам всем, как к средству. Мне даже немного жаль, что у тебя сложилось подобное мнение. Но я умею разграничивать роли, и сейчас в первую очередь я — отец, а делец — уже во вторую.
— Если бы это была правда, тогда вы сами подписали бы рекомендацию на мое обучение, и воровать императорскую оснастку мне не пришлось бы, — парировала княжна, сильнее впиваясь в подушку пальцами. — Вы держите меня здесь взаперти и под надзором, потому что считаете, что я опозорю себя в обществе до того, как выйду замуж. Но вы забыли, что этим мужланам патлатым…
— Полина!
— Что этим мужланам патлатым, — громче повторила она, — всё равно, на какой бабе жениться, лишь бы приданое у нее было побольше! Я устала выслушивать ваши нравоучения в то время, пока остальные делают всё, что им хочется! Я тоже хочу делать то, что мне хочется!
— Полина…
— Пойдите мне навстречу хоть раз. Не о столь многом я прошу, отец. Просто. Хочу. Жить, — делая резкий акцент на каждом слове, подалась девушка вперед. — Учиться, общаться, влюбляться, как и любой нормальный человек моего возраста. И если вы позволите мне это, оставив в покое хотя бы на годы обучения, то я… я не буду сбегать из Империи, как грозилась, — чуть тише добавила она. — Я выйду замуж, стану примерной аристократкой и женой, нарожаю наследников. Всё именно так, как вы прочите мне в идеале.
— Но ты всё еще не здорова, — возразил он. — Твой диагноз никуда не делся, и отпускать тебя в общество делать то, что ты хочешь и где хочешь…
— В ваших же возможностях приставить ко мне лекаря, который будет исполнять те же самые обязанности, только на территории академии, — стояла княжна на своем. — Ничто не мешает им вести за мной такое же наблюдение, как и в стенах дворца. А если вам претит сама мысль, что о моем диагнозе станет известно, пусть этот лекарь устроится в медпункт, и я буду ходить к нему та-а-айно… — заговорщицки протянула она, закатывая глаза. — И он будет лечить меня та-а-айно…
— Не скажу, что мне это пришлось бы по душе.
— Вы всё равно ничего не можете поделать с клятвой студента, — прищурилась Полиночка.
— Почему же? — с вызовом вскинул мужчина бровь. — Перевести тебя на домашнее обучение.
— За что же вы так меня ненавидите? — отвела девушка взгляд, нижняя ее губа мелко задрожала. — Ну пожалуйста! — воскликнула она, вновь черпая веру из внутренних резервов. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — из глаз ее брызнули слезы, ладони сложились в молитвенном жесте так стремительно, что декоративная подушка хлопнулась на пол. — Обещаю, я буду хорошо себя вести! Ни слова матерного не произнесу, буду прилежной и… и достойной ученицей! Никогда о своем решении не пожалеете!
Протараторив всё это, выжидающе уставилась на строгого отца. Минута, две, три…
— Я подумаю, — наконец выдохнул тот, вставая с дивана. — Но если и соглашусь, то вовсе не потому, что ты сумела вымолить у меня разрешение.
С этими словами он пересек гостиную и вышел, оставив Полиночку в одиночестве. Уголки ее губ медленно поползли вверх, а указательные пальцы стерли выступившие на глаза слезы.
— Еще одно, — вернулся Император в комнату, переступив порог одной ногой. — Я, в самом деле, намереваюсь посетить особняк рода Гордеевых на будущей неделе. И во время своего визита хотел бы видеть там и тебя, и Димитрия Павловича. Вас обоих.
Неудивительно, что уголки губ Полиночки с тем же успехом стремительно поползли вниз.
— …а теперь выходящего из кабинета. И чтобы табличка была хорошо видна, постарайся уж.
— Не думаешь, что кадр покажется подставным?
— Да нет. Ты просто следи, чтобы я в камеру не смотрел. Как бы между прочим голову в сторону повернул. Даже рукой помашу внизу, чтобы размазано получилось. Фотосессия выйдет просто бомба, на флаге готов присягнуть.
— Ну… хорошо.
— А теперь уходи, давай. Чтобы поток поймать. Во-он там целая толпа идет… видишь? Так что на позицию, репортер. Вещаем с места событий.