- Гриня! - заорал я. - Полный вперёд!
- Я ничего не вижу, командир, - спокойным голосом ответил Ложкин.
Я быстро повернул голову и обнаружил, что лицо моего механика-водителя превратилось в кровавую кашу. От неожиданности к горлу подступила тошнота, но я сумел подавить рвотный рефлекс и быстро сказал:
- Просто выполняй мои команды! Вперёд!
Неслышимый за сплошным гулом и грохотом, завёлся двигатель бронетранспортёра и меня вдавило в спинку сиденья.
- Вижу цель, командир, - доложил Серпилин. - Разреши…
- Огонь! - рявкнул я. - Гриня, бери влево!
Отерев мокрое лицо тыльной стороной ладони, я растерянно посмотрел на красные разводы и только тогда ощутил, как саднят глубокие порезы на лице. Но отвлекаться на подобные мелочи было некогда.
Сверху посыпались пулемётные гильзы. Я бросил короткий взгляд назад и вверх, оценил пляшущую пулемётную ленту и трясущийся в крепких руках Серпилина, приклад пулемёта, после чего приник к прицелу. Правда, разглядеть картинку толком не успел. Всё-таки по нашему беззащитному бронетранспортёру довольно интенсивно стреляли сразу с двух сторон. И тот факт, что мы всё ещё были живы, можно было объяснить только неумелостью "синих" и "зелёных" игроков, стремящихся первым делом уничтожить серую скромную колёсно-гусеничную машинку с номером "312". Но долго это продолжаться не могло, ведь ни уехать, ни спрятаться нам просто было негде.
И когда в кабину попал снаряд, и взорвался, неожиданно больно оборвав мою жизнь, я лишь печально улыбался, понимая, что именно такое завершение боя в сложившейся ситуации совершенно неизбежно. Но даже после того, как машину скрутило в дикую спираль серией разрывов, а затем жадное пламя принялось доедать то, что не смогли разрушить снаряды, я продолжал видеть всё это, словно заправский призрак из дешёвой мелодрамы.
Поскольку, этот странный "посмертный" эффект начал проявляться только после прямого вмешательства Саурона в мой аккаунт, мне осталось предположить, что именно в так игровой механике реализовано завершение двигательной активности моба. Что ж, хоть какое-то утешение впадающему в чёрную меланхолию человеку, которому при сложившемся положении дел скоро предстоит забыть о своей человеческой природе: игра в режиме "против всех" и без времени на осмысление происходящего, быстро вобьёт меня в животное состояние.
Чувство отчаяния захлестнуло с головой. Я ощутил, как в груди набухает огненный шар от сотворённой со мной несправедливости, а глаза наливаются слезами. Мне было так жаль себя, как не было жаль наверное никогда. И впервые я не стыдился этого чувства. Ещё секунда, и глухой стон, зародившийся в груди, превратился бы в протяжный вопль, но в этот момент я моргнул и перед глазами появились родные стены ангара, с кучами искорёженного металла на белых прямоугольниках, нарисованных масляной краской по бетонному полу.
Я вернулся "домой". И сразу успокоился. Всё-таки смерть - отличное успокоительное. Даже, если это ненастоящая смерть. Правда, и спокойствие получилось своеобразным.
Мой экипаж продолжал неподвижно лежать на топчанах, но я, помятуя о стремительном возврате на поле боя в прошлый раз, сразу схватился за голову, нащупал очки-консервы и рывком опустил их на глаза. Развернул полупрозрачные панели меню.
Уже секунд через пятнадцать стало ясно, что дешевле купить новый бронетранспортёр, чем ремонтировать бесформенный кусок обгоревшего железа. Но в этом случае был риск, что после покупки новой машины, меня снова сразу же отправят в бой.
Поэтому первым делом я восстановил пулемёты и закупил для них патроны с бронебойным сердечником. Два новеньких пулемётных ствола, торчащих из переплетений, покрытого сажей, металла, выглядели странно, и даже нелепо. Добавил ящик с гранатами, уже показавшими свою необходимость для критических случаев. Купил топливо, хотя баки, в которых оно должно было плескаться, всё ещё были похожи на огромные металлические лепёшки, пережаренные нерадивой хозяйкой - в данном случае, игровая условность была мне только на руку. И только закупив всё самое необходимое, нашел в разделе "Ремонт" пиктограмму с грудой дымящегося железа и решительно отдал указания починить всё и сразу.
Окутавшись золотистым сиянием, бронетранспортёр приобрёл первоначальный вид. С лежанок донеслось вялое "ура". Я с беспокойством посмотрел на экипаж. Все трое уже сидели, а не лежали, но вид имели болезненный и подниматься на ноги не спешили. В окружающем меня мире продолжали происходить важные перемены.
Ожидая в любой момент оказаться вновь в кабине бронетранспортёра, я подошел к Серпилину, вгляделся в глаза, потрогал рукой лоб. Не знаю, что именно я ожидал увидеть и почувствовать, но впервые прикоснувшись к игровому боту, ни малейшей разницы с настоящим человеком заметить не сумел. Пальцы ощутили тёплую сухую кожу, а глаза видели обычного, то ли невыспавшегося, то ли похмельного мужика, который просто слишком медленно приходил в себя после глубокого сна.
- Командир? - вопросительно сказал Серпилин, фокусируя на мне взгляд и отстраняясь от моей руки.
В его карих глазах я впервые видел не только растерянность, но и… нет, не страх, но первую его предвестницу - осторожность. А ещё мне показалось, что я подглядываю в замочную скважину чужой души - таким по-детски незащищённым показался мне в этот момент взгляд моего заместителя.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил я смущённо.
- Не знаю, - сказал Серпилин. - Но что-то не так.
- Ну, пойдём тогда, перекусим, - предложил я. - Зверь, Гриня, давайте к столу.
Экипаж не говоря ни слова потянулся в закуток возле колонн, где стоял квадратный стол со скамьями.
Снова углубившись в недра меню, я нашел и купил тушенку. А обнаружив ещё и водку, одновременно удивился и как-то по-мрачному обрадовался. Внутреннее напряжение уже ощущалось физически и если бы хоть ненадолго удалось притушить гложущее чувство безысходности, возможно, мне бы удалось придумать какой-то новый план действий.
Приготовления к обеденному перерыву несколько разрядили, буквально разлитое в воздухе, напряжение. Пока я заваривал чай, Зверев и Ложкин открывали тушёнку и чистили пепельницу, а Серпилин вытащил откуда-то чистую тряпицу, развернул её на столе, как скатерть, и аккуратно нарезал большими ломтями целую буханку чёрного, ещё горячего, точно только что из печи, хлеба. Дразнящий запах свежего хлеба кружил голову и требовал немедленно вцепиться в самый большой ломоть зубами. Экипаж мой сосредоточенно молчал, но заметно приободрился. Я тоже ничего не говорил, расставляя железные кружки и разливая в них сразу всю бутылку водки.
Рассевшись на широких скамьях вокруг квадратного стола, экипаж мой замер, уставившись на меня. Ну, понятно, я же командир, мне и начинать. И как объяснять программному экипажу, что больше мы не "зелёные", я не имел ни малейшего представления. Поэтому просто взял кружку, понюхал цифровое спиртное и залпом отправил обжигающую жидкость в глотку.
Водка ничем не отличалась от того, чем и должна была быть, но показалась неожиданно "мягкой" и даже приятной на вкус. Ощущая, как в желудке разливается приятное тепло, а голова немедленно начинает "плыть", я с мрачным юмором подумал, что если не смогу отсюда выбраться, то запросто сопьюсь.
Глядя на меня, выпили и остальные члены экипажа. Серпилин сморщился и вцепился зубами в кусок хлеба. Ложкин степенно поставил пустую кружку на стол, с лёгким превосходством, как мне показалось, косясь на моего заместителя, аккуратно положил кусок тушёного мяса на хлеб, и только поднеся закуску ко рту, едва заметно выдохнул. Зверев осторожно выпил водку как воду и замер, задумчиво глядя в опустевшую кружку.
Внутреннее напряжение начало отпускать, и, понимая, что наши мирные посиделки могут прерваться в любой момент, я нашёл изящный, как мне показалось, выход из положения.