- И нам больше не ставят задач на каждый бой? - продолжал допытываться Серпилин.
Я на всякий случай опустил очки на глаза и проверил меню. Никаких задач действительно больше не было.
- Не ставят, и это просто отлично, - сказал я уверенным голосом.
- Почему? - ожидаемо спросил Серпилин.
Самоходки неожиданно вразнобой открыли огонь. Вполне привычный грохот уже не отвлекал от разговора, но ветви кустов вокруг принялись раскачиваться, а корпус бронетранспортёра ощутимо подрагивал после каждого выстрела.
- Как я уже и говорил, мы теперь сами себе хозяева, - сказал с я фальшивым воодушевлением.
- А за что мы теперь воюем, едрить? - спросил Зверев, а Ложкин повернул ко мне бледное лицо, на котором словно застыл в мимике тот же самый вопрос.
Я быстро перебрал в голове варианты ответов. И, после некоторых колебаний, решил сказать правду. Разумеется, в некоторой обработке.
- Враг - это же необязательно объект другого цвета. Вот вы же не выбирали, за "синих" воевать или "зелёных". Значит, вам, в общем-то, всё равно. А лично у меня враг здесь один - это Саурон.
- А ты его выбирал, врага своего, командир? - спросил Ложкин.
- Э… нет, - растерянно сказал я.
- Значит, тебе тоже всё равно?
- Это совсем не то же самое! - резко сказал я. - Саурон напал лично на меня, и желает разделаться именно со мной. Если я поддамся, то погибну окончательно и бесповоротно. То есть, никакого оживления не случится - я исчезну насовсем. Вы же просто воюете с "синими" потому, что они "синие". И ничего от проигрыша в этой войне не теряете. Как и не получаете от выигрыша.
- А что мы получаем, если воюем против Саурона? - спросил Серпилин, и, несмотря на грохот стреляющих неподалёку орудий, мне показалось, что в бронетранспортёре установилась полная тишина.
Я смотрел прямо перед собой в крохотное лобовое окошко, за которым качались ветки кустов, а чуть дальше отправляла в небо снаряд за снарядов артиллерия "синих", и в голове моей не было ни одной умной мысли, как убедить адаптивных ботов верить мне на слово.
Интересно, если я просто прикажу всем заткнуться - мой экипаж меня будет слушаться? А что, если Саурон предусмотрел такое развитие событий и теперь просто ждёт, когда я останусь совсем один, даже без виртуального экипажа?
- Этим вы поможете лично мне, - сказал я спокойно. - И не только спастись, но и выполнить долг по отношению к обычным людям, на которых лично мне не наплевать, и на жизнь которых Саурон будет продолжать покушаться снова и снова, если его никто не остановит.
- А что мы можем потерять, если выступим с тобой против Саурона?
Я пожал плечами, и буквально нутром чувствуя, как всё вокруг начинает рушиться, абсолютно честно сказал:
- Саурон может уничтожить и вас. Вы же сами видели, как он поменял нашу принадлежность с "зелёных" на "серые". А значит, у него наверняка есть возможность сделать что угодно с кем угодно. И тогда вы тоже больше не возродитесь в ангаре. А просто исчезнете, как и я. Значит, риск у вас тот же, что и у меня.
Теперь тишина повисла такая, что казалось ещё немного, и на неё можно будет выкладывать снаряды из боеукладки. И неважно, что к грохоту орудий добавились разрывы случайных снарядов артиллерии "зелёных", пытавшихся "нащупать" невидимого противника в густом лесу - тяжёлое молчание экипажа подавляло для меня все прочие звуки.
Где-то в недрах кластера игровых серверов, сложные алгоритмы поведения и развития электронных членов экипажа, обсчитывали реакцию ботов на мои слова. И я не знал, чего от них ждать, готовясь, на всякий случай, к самому худшему.
- А мне нравится, едрить, - весело сказал Зверь. - Риск - штука весёлая. Да и командира бросать в беде - последнее дело.
- Я тоже хочу помочь командиру, - спокойным, и даже каким-то умиротворённым голосом сказал Ложкин. - Тем более, что Саурон этот, убить меня хотел. Задуши, говорит, механика. Скотина такая. Чтоб ему всю жизнь в землянке жить, корову с глистами да огород на болотине.
Было слышно, что механик-водитель улыбается.
- Ты не соврал, командир. Не стал давить и погонами, - мягко сказал Серпилин. - Мы с тобой.
Я почувствовал, как от облегчения и ещё какого-то, не вполне ясного для меня чувства, к горлу подступает ком.
- Спасибо, парни, - выдавил я с трудом, и незаметно смахнул навернувшуюся слезу.
- Ура! - рявкнул экипаж.
Совсем рядом с машиной взорвался снаряд - по броне точно шоркнули снаружи большой металлической метлой.
- Так, какие теперь планы, командир? - бодро спросил Серпилин.
- Я хочу понять границы наших возможностей в качестве третьей силы на поле боя, - сказал я, чувствуя прилив уверенности, и наклонился к прицелу. - Что делать конкретно с Сауроном - я пока не знаю. Но уверен, что если мы найдём для себя верную тактику, если сможем как можно чаще выживать в бою и наносить любому противнику серьёзный ущерб, это однажды нам сильно поможет. Переход хорошо развитого качества в какую-то новую возможность - общий принцип в жизни. А потому, наш план на ближайшее время, выходить из боя с максимально возможным уроном противнику. Мне всё равно, кто будет наш противник. Нам надо учиться и накапливать резервы для решающего боя против Саурона.
- Вот это дело! - рявкнул из кормового отсека Зверь. - Всем планам план!
- А что касается того, что делать конкретно сейчас, то…, - я не закончил предложение, меняя масштаб отображения поля боя в прицеле, где было хорошо видно, как две лёгкие танкетки "зелёных" расстреляли танк "синих", стоявший до этого в одиночной засаде и устремились прямо в нашу сторону.
- ... конкретно сейчас нам предстоит принять бой с двумя машинами "зелёных". Я хочу посмотреть, как отреагируют "синие", если мы им немного поможем.
- Огонь по "зелёным" в момент обнаружения без дополнительного приказа? - уточнил Серпилин.
- Так точно. Зверь, слышал?
- Слышал, командир.
- Ложкин, разворачивайся вправо, надо занять более выгодную позицию. Наша задача - не дать "зелёным" уничтожить самоходки "синих".
Бронетранспортёр взревел двигателем, задрожал всем корпусом, задёргался и медленно пошёл по крутой дуге вправо. Я, вцепившись в рукояти прицела, мысленно чертил на карте траекторию нашего движения. Проблема заключалась в том, что поставить бронетранспортёр боком для подключения к бою обоих наших пулемётов, оказалось крайне проблематичным. Сектора обстрела у них почти не пересекались и любое движение цели гарантированно уводило её в "мертвую зону" одного из пулемётов. А значит, прятаться за каким-либо укрытием, изображая из себя ДОТ, не имело смысла. С другой стороны, танкетки были слишком проворны и вооружены, хоть и слабыми, но пушками, и воевать против пары этих машин на едва защищённом жестяном ящике, только за счёт скорости и манёвра, тоже казалось занятием сомнительным.
Но я обратил внимание на неглубокий овраг неподалеку, тянущийся от нас в сторону приближающегося противника. Овраг имел несколько большую глубину посередине, и меньшую - ближе к краям, причём в одном месте, почти по центру, его край обвалился. Там то я и решил организовать засаду. Благо, танкетки "зелёных" сбавили ход, а все их перемещения были прекрасно видны в командирский прицел.
Ложкин загнал нашу машину в овраг, и я убедился, что глубина его меняется достаточно плавно от края к центру. В том месте, где стенка оврага обрушилась, образовался довольно крутой холмик из глинистой почвы, на который, впрочем, наш бронетранспортёр поднялся без особых проблем. Большая часть корпуса машины при этом оказалась выше края оврага и я поспешил дать команду ехать вперёд, снова спускаясь на самое дно - раннее обнаружение противником не входило в мои планы.
В итоге, бронетранспортёр расположился в природной траншее, причём, в той её части, что оказалась наиболее удалённой от самоходок "синих". Над краем естественного укрытия торчала только пулемётная башенка Серпилина, причём с обеих сторон её прикрывали от случайного взгляда заросли папоротника, обильно растущего по краям оврага. У меня же оставалась возможность корректировать стрельбу, пользуясь командирским прицелом.