Почему мне не может понравиться ни один из них? Они так же хороши собой, как Роуг, хотя ни у кого нет таких загадочных глаз, как у него. Или таких красивых ресниц и скул.
Но они забавные и милые, по крайней мере, для меня.
Почему мне должен был нравиться их ущербный друг-садист?
Потому что друг-садист заставляет тебя чувствовать то, чего никогда раньше не чувствовала. Потому что ты хочешь вскрыть его, поваляться в его повреждениях и сделать их своими, потому что ты знаешь, что вместе вы справитесь с ними.
Заткнись.
Я поднимаю подбородок и скрещиваю руки, прежде чем встретиться с ним взглядом.
— Он не хотел этого, — говорит Феникс.
Я отпускаю беззлобный смешок.
— Пока. — Я говорю, снова уходя.
— Его мама умерла.
Это останавливает меня.
— Он узнал об этом сегодня. Ее убили десять лет назад, когда она должна была переехать в Америку. Она была неизвестной до сегодняшнего дня, я полагаю, когда его ДНК совпала с ее.
— Извини, он пытается дать тебе сокращенную версию, — добавляет Рис.
Я подношу руку ко рту.
Мое сердце болит за него.
— Я не говорю, что нужно простить его — на самом деле, пожалуйста, заставь его поесть дерьма на некоторое время, его эго нужно приструнить, оно выходит из-под контроля, — но просто... не уходи.
Я киваю. Ему не нужно меня убеждать. Я могу только представить, в каком бы я была состоянии, если бы только что узнала, что мою мать убили. Я не могу представить, что бы я наговорила.
Я злюсь на него. Даже в ярости. Но я знаю, что я ему нужна, даже если он сам себе в этом не признается. Он отталкивает меня, как он делает, когда чувствует, что ему нужно защитить себя.
— Ты можешь меня подвезти?
— Конечно. Ты ведь в загоне, да?
— Не домой. — Я говорю. — Вон туда. — Я показываю за спину, садясь на заднее сиденье.
Пристегнув ремень безопасности, я встречаю его взгляд в зеркале заднего вида. Он поднимает бровь.
Я пожимаю плечами.
— Ты сказал не уходить.
— Он был бы глупцом, если бы отпустил тебя.
Я фыркнула.
— Сначала он должен принять, что я ему нужна.
Меньше чем через пять минут я снова перед его домом.
Вместо того чтобы воспользоваться парадной дверью, я обошла дом с боковой стороны, надеясь разглядеть его через многочисленные окна.
Когда я дохожу до сада, мой взгляд падает на его спину. Он стоит перед барной стойкой. Свесив голову, он держит две руки по бокам.
Он откидывает голову в сторону, когда я наступаю на ветку, и его глаза слегка вспыхивают, когда он видит меня.
— Что тебе нужно? — спросил он, удивленно и слегка настороженно глядя на меня.
— Не отталкивай меня.
Я подхожу к нему и обхватываю руками его талию. Его позвоночник напрягается, фиксируясь на месте.
— Ты мне не нужна.
— Мне очень жаль.
— Ты мне не нужна. — Он повторяет, на этот раз слабее. Его голова опускается вниз, прижимаясь к груди. Я обнимаю его сзади, прижимаясь головой к его спине.
Его руки упираются в стойку. Костяшки его пальцев разбиты и окровавлены, я понятия не имею, от чего. На его плечах вся тяжесть мира. Горе льется с него потоком. Его сердце бьется в бешеном ритме.
Я пытаюсь передать все, что было в тот момент. Как мне жаль. Как мне неприятно видеть его боль.
Но он все еще стоит на месте, не желая сдаваться.
— Нет.
Он резко разворачивается, и я, споткнувшись, падаю назад.
— Уходи. Убирайся на хрен отсюда. Какую часть фразы «Я не хочу, чтобы ты была здесь» ты не понимаешь?
Дыхание у него неровное, грудь вздымается, как будто он бежал, но взгляд у него затравленный. Я могу читать его, как книгу, даже в этот момент. Он отталкивает меня, но это защитный механизм.
Сделать мне больно, прежде чем я смогу сделать больно ему.
Он считает, что люди не могут его любить, а если чудесным образом любят, то посмотрите, что с ними происходит.
Я протягиваю руку и прижимаюсь к его щеке.
— Я никуда не уйду.
Он смотрит на меня. Энергия полностью заряжена. Молчание затягивается на десять, двадцать, сорок секунд, прежде чем он соглашается.
— Уходи. — На этот раз слабо.
— Впусти меня. Или ты меня потеряешь.
Изменения не очень заметны, если не знать его, но они есть — в том, как разглаживается линия его плеч, как на долю дюйма опускается подбородок и рука загребает волосы.
— Это не так уж и важно. Ее нет уже десять лет.
Я беру его за лицо и прижимаюсь губами к его губам. Это всего лишь прикосновение, но в нем были все эмоции.
— Ты все еще можешь горевать. — Я провожу руками по его плечам и вниз по рукам. — Ты должен чувствовать свои чувства и не использовать гнев как щит, чтобы оттолкнуть людей, когда ты чувствуешь себя уязвимым.
Он смотрит на меня сверху вниз, его взгляд нечитаем.
— Что?
— Почему ты вернулась?
— Я была тебе нужна. — Я говорю, хватая его руку и поднося ее ко рту. — И я хотела этого.
Я целую окровавленные костяшки пальцев. Что бы или кого бы он ни ударил, должно быть, ему досталось.
— Что с тобой произошло за последние 15 минут?
Он двигает челюстью вперед-назад.
— Я ударился о дерево. Несколько раз.
— О чем ты думал? Это выглядит так болезненно.
— Я думал о том, что только что словесно оскорбил свою девочку без всякой причины и только что потерял ее, потому что я большой мудак.
Моя девочка.
Я чмокнула его в губы и обняла за плечи.
— Прости меня. За то, что был мудаком. И за ложь.
Я недоуменно смотрю на него.
— Ты совсем не такая, как остальные. И я еще не закончил с тобой.
Я прижимаюсь поцелуем к его груди, а затем поднимаю глаза, чтобы встретить его взгляд.
— Ты прощен. — Я поднимаю колено между его ног и угрожающе прижимаю его к члену. Я не оказываю сильного давления, просто нажимаю достаточно сильно, чтобы передать сообщение.
Он напрягается.
— Но никогда больше не говори со мной так. У меня от общения с тобой голова кругом идет. В один день ты внимателен, в другой — жесток. Я слишком много раз оправдывала себя за нашу короткую совместную историю; я терпелива, но даже у меня есть предел. Соберись с мыслями, или в следующий раз я поставлю себя на первое место и не прощу тебя. — Я ставлю ногу на землю, ослабляя хватку на его члене.
Его тело расслабляется, физически прогибаясь от облегчения.
Его голова опускается на мое плечо, и он поворачивается, чтобы зарыться лицом в мою шею.
— Я буду, — пробормотал он. — Мне жаль.
Он никогда не говорил мне этих слов до пяти минут назад. Каждый шаг вперед — это как вырывание зубов из этого человека.
Но для меня это того стоит. Он совершенно не замечает никого, кроме меня, и я думаю, что во многом это происходит потому, что мы относимся к травмам друг друга через наш собственный опыт. Его жизнь была гораздо более привилегированной, чем моя, и все же во многих отношениях это было гораздо более суровое, изолированное и болезненное существование.
Я хотела материальных благ, но никогда не нуждалась в любви. Даже отсутствие отца в моей жизни компенсируется огромным количеством любви, которую испытывает ко мне мама.
Я видела человека, который скрывается под обидой и злостью, я знаю его настоящего. С каждым днем он все больше и больше опускает свои стены. Мне часто кажется, что мне приходится тащить его за собой на каждом сантиметре пути к прогрессу, но мы добиваемся этого. Это могло бы стать серьезным препятствием, но мне кажется, что мы преодолели его вместе.