Его тело говорит о часах, проведенных в тренажерном зале, хотя он не слишком громоздкий. И он высокий. Даже наклонив голову, он возвышается надо мной.
— Мне очень жаль.
Звук моего голоса, кажется, нарушает транс, в котором он находится, его неподвижность разбивается, как стекло у наших ног. Он медленно поднимает голову, и я впервые вижу его лицо.
Он прекрасен.
Золотистая кожа его рук переходит в точеное лицо, ничем не тронутое, кроме заживающего пореза на носу, который только усиливает опасные вибрации, исходящие от него. Если бы меня спросили, я бы сказала, что он ближневосточного происхождения.
Его нижняя губа немного больше верхней, и у него самые густые и длинные ресницы, которые я когда-либо видела. Они расположены под густыми бровями и обрамляют пару темно-зеленых глаз.
У меня перехватывает дыхание, когда наши взгляды сталкиваются, потому что выражение его глаз — полная противоположность прежней неподвижности в его теле.
Они стреляют чистым ядом в мою сторону.
Взгляд такой откровенной враждебности, что сила его взгляда почти отбрасывает меня назад.
Он выглядит разъяренным.
— Заткнись, блять. — Рычит он, хватает чашку в моей руке и швыряет ее в стену позади меня.
4
Чашка с грохотом ударяется о стену, и она реагирует на это приятным вздрагиванием.
Я не знаю, кто она.
Не то чтобы мне было наплевать на всех остальных студентов, но я знаю, кто ходит в АКК. Я должен одобрить каждого из них, прежде чем они будут официально приняты.
И я точно знаю, что я ее не утверждал.
— Прости? — Спрашивает она, неуверенно нахмурив лицо.
Американка.
Мое лицо опускается, а глаза темнеют от ее акцента. Ярость, которую я старался держать под строгим контролем, вырывается из меня.
— Ты еще и тупая, помимо того, что неуклюжая, блять? — Яростно спрашиваю я. — Я сказал тебе заткнуться, пока я решаю, что с тобой делать.
На этот раз ее реакция — не нерешительная.
В ее глазах вспыхивает гнев, и она скрещивает руки на груди.
— И кто ты, твою мать, такой, чтобы разговаривать со мной в таком тоне? — Гневно требует она.
Моя рука вырывается и хватает ее за шею, мои пальцы крепко обхватывают ее горло.
Кем бы ни была эта девушка, я собираюсь преподать ей урок, как уважать главных.
Она замирает в моей хватке, ее глаза открываются в страхе. Ее руки поднимаются, чтобы схватить мои и попытаться оторвать мои пальцы от себя.
Ее руки толкают и тянут, пытаясь ослабить мою хватку. Ее страх ощутимо витает в воздухе, и это чертовски пьянит.
— Роуг. — Сикстайн говорит нерешительно, дрожь наполняет ее голос, когда она подходит ко мне, как человек подходит к опасному животному.
В глазах девушки быстро мелькает осознание, и я внутренне ухмыляюсь.
Она слышала обо мне.
Эта мысль посылает разряд похоти прямо к моему члену.
Я хочу, чтобы она точно знала, кто я и на что способен, прежде чем я уничтожу ее.
Это сделает вкус победы намного слаще.
— Дай ей поблажку, это ее первый день здесь.
Слева от меня Феникс переключается со своей позиции незаинтересованного зрителя и подходит к Сикстайн.
— Не лезь в это, Сикс. За лето я успел забыть о твоем существовании. — Он берет ее за подбородок, но она вырывается из его хватки и не говорит ни слова. — Не напоминай мне, что ты на самом деле здесь. — Предупреждает он.
— Ты американка? — Спрашиваю я девушку в своей хватке. Она перестала пытаться оторвать мои пальцы от своей шеи и вместо этого смотрит на меня взглядом, который я не могу расшифровать.
— Вообще-то, мы американки. — К нам подошли еще две девушки. Говорит серебряноволосая спутница Неры. — Что здесь происходит? Отпусти мою лучшую подругу, ты, псих.
Рис протягивает руку к ее плечу, останавливая ее на середине шага с легкой ухмылкой.
— Тебе не о чем беспокоиться, любимая. — Он говорит с манящим английским акцентом.
Она кладет палец в рот и имитирует рвотные позывы.
— Не называй меня так. А еще я знаю двенадцать разных способов кастрировать мужчину. Если ты не хочешь, чтобы я познакомила тебя со своим любимым, «Чикагским особым», я бы посоветовала тебе отпустить меня.
Пока они продолжают спорить, я возвращаю взгляд к девушке, которую держу в руках, и улучаю момент, чтобы рассмотреть ее по-настоящему.
Ее волнистые черные волосы обрамляют овальное лицо с большими карими глазами и пухлыми кроваво-красными губами. Я провожу по ним большим пальцем, чтобы проверить, настоящий ли это цвет или нет.
— Что ты делаешь?
Ее руки обхватили мое запястье, но они больше не борются со мной.
Она крошечная по сравнению со мной. В таком положении ее голова едва достигает моего плеча, что заставляет ее откинуть голову назад.
Мои размеры и сила затмевают ее.
Я представляю ее на коленях передо мной, те же маленькие руки обхватывают мой член. Этот образ в сочетании с ее внезапной покорностью делает меня твердым, как камень.
Я смотрю вниз на свой большой палец.
Чистый.
У меня возникает внезапное желание укусить ее за губы.
Желание уничтожить ее и поглотить весь ее мир.
Она сглатывает, и я чувствую, как ее горло напрягается под моей рукой. Я усиливаю хватку, жестоко улыбаясь, когда она задыхается и захлебывается.
Она должна знать, кто здесь контролирует ситуацию. Кто собирается разрушить ее маленькую аккуратную жизнь.
— Ты совершила ошибку, сделав из меня врага. — Обещаю я с нотками садизма в голосе.
— Роуг, это был несчастный случай. Это всего лишь молочный коктейль.
Я заставляю Неру замолчать, сверкнув глазами.
Они очень храбро защищают эту девушку, которую знают меньше недели.
Повернувшись к ней, я спрашиваю.
— Кто ты, блять, такая?
— Я новенькая. Я одна из двух студентов-стипендиатов. Отпусти меня, пока я не закричала.
— Давай, кричи о помощи. — Я мрачно дразнюсь, приближая свой рот к ее уху, мое горячее дыхание щекочет ей лицо. — Никто здесь не спасет тебя от меня.
Внутренне я обрабатываю то, что она только что сказала.
Она — студентка-стипендиат.
Это значит, что мой отец обошел меня, чтобы получить одобрение. Он председатель совета директоров, и он единственный человек, который имеет надо мной окончательную власть в отношении выбранных студентов.
Моя кровь закипает, когда я понимаю, что он сделал.
И для нее.
Мое зрение темнеет, когда оно фокусируется на ней.
— Чего ты хочешь? — Спрашивает она, и я не могу не заметить, что ее голос не дрожит. Она в ужасе, но она держит себя в руках.
Возможно, ее не так легко сломить, как я думал вначале. Я мрачно улыбаюсь, мое черное сердце бьется в такт перспективе единственной вещи, которая мне нравится.