– Эредин сильно над тобой издевался?
Голос его звучал по-другому. Твердо, холодно и незаинтересованно, эльф точно пытался показать Ласточке, сколь ему безразличен ее ответ. Девушка молчала. Быть может, то ей только казалось, быть может, из-за навалившегося сверху головокружения Цирилла не поняла вопрос и настроение спросившего. Быть может, ей и не хотелось распознавать нотки его голоса в мерной тишине спрятанной под замком лаборатории.
– Я не знаю, – честно ответила ведьмачка. – Я просто не знаю, каким жестоким он может быть. Кажется, я и его самого совсем не знаю.
– Тебе не нужно его узнавать… Разве что так, чтобы распознать настроение или действие, следующее за словами. Не играй с ним, Цири, ты можешь сильно обжечься, и я не смогу помочь.
– Будто кто-то из вас хочет мне помочь.
Ее последний ответ продиктовала обида. Прошептала на ушко, заставив девчонку произнести. Знающий хорошо прикидывался другом, его речи внушали надежду, а за ней ждало лишь горькое разочарование. Эредин был садистом, самоуверенным до нарциссизма, заносчивым и обидчивым, но в своих словах он был честен, не давал пустых клятв и надежд на спасение.
– А ты думаешь, будто я не хочу тебе помочь, Зираэль?
Пока жидкость медленно проникала в ее тело, время шло. Аваллак’х молчал, медлил с разговорами. Голос его менялся, и Цирилла не могла понять, происходит это на самом деле или только в ее голове. Пальцы девчонки вдруг начало колоть, позже – кололо уже конечности. Захотелось закрыть глаза и провалиться в сон, захотелось забыть, растаять в спасительной темноте и скрыться из этого места. Хоть на время, чтобы дать себе перерыв.
Знающий поднялся и отошел к столу, чтобы зажечь еще одну свечу. Цири не видела, но эльф спешно убирал исписанные, изрисованные им же листы в первый ящик, спешно, точно пытаясь скрыть собственные записи от ее мшисто-зеленых в этом свете глаз. Он не принимал сывороток, но руки мужчины дрожали, точно в гневе. В гневе, ведь страха он не питал.
– Думаешь… – продолжал он, собирая слова воедино. – Что я хотел такой судьбы для нее, Зираэль?
– Для нее? – сонно спросила девчонка.
– Хотел, чтобы она погибла там, всеми забытая, проклятая за чувство, что прошло бы через пару лет? Что бы она сказала сейчас, увидь… Как я ее встречу и как объясню происходящее?
Теперь он говорил словно сам с собой, мог себе позволить, ведь знал, что ведьмачка не улавливает смысл высказанного. Ее разум туманил введенный им препарат, он мешал собраться и вспомнить о том, кто передал Ген, кому он предназначался. Но Аваллак’х помнил за них двоих. Огонь дрожал под его дыханием, воспоминания роились в голове, рискуя разорвать эльфа на части. Он должен был поговорить с ней серьезно, должен был, но сейчас на то не было возможности.
– Цири, поверь мне, я тебе не враг, – проговорил Знающий полушепотом. – Возможно, что один только я здесь – не враг тебе, и только я теперь смогу помочь. О, в последнем можешь быть уверена точно, никто другой и не захочет рисковать лишиться кожи ради пары прекрасных зеленых глаз.
Но девчонка не могла быть уверенной, потому как не слышала. Она не чувствовала уже ничего: ни усталости, ни злости, ни страха пред неизвестностью, новым королем или ждущим ее долгом. Вкалываемые ей препараты действовали странно, ведь чтобы заглушить причиняемую ими боль, эльф добавил слишком много седативного вещества. Сознание умолкало, накатившая сверху усталость баюкала ее, точно собственное дитя, и ведьмачке оставалось лишь блаженно закрыть глаза.
Она не сможет сопротивляться какое-то время, и эльф, если захочет, мог бы обнять ее и прижать к себе. Знающий не был лицемером, и не смог отрицать того факта, что думал об этом перед сном. Вчера, когда воображал ее – голую и напуганную, такую маленькую перед тяжелым взглядом нового короля. Нет, он – не Эредин, не тот чванливый охотник, что вот-вот явится вниз, дабы забрать ее прочь. Знающий никогда не посмеет.
– Аваллак’х, я… Кажется, я… – шептала Цири.
«Засыпаю?». Верно. Девчонка провалилась в живительный сон, способный оставить позади пройденный день, печали и горести, способный восстановить рассудок, но не дававший возможности забыть. А ведь ей только этого и хотелось. Закрыть глаза, закрыть глаза и исчезнуть, чтобы появиться уже не здесь.
========== 6. Через страх к послушанию ==========
Сны бывают слишком теплыми, словно тягуче-сладкие деньки начинающегося лета, они прижимают к груди, ласкают и успокаивают, и такие совсем не хочется покидать. Закрыв глаза, Ласточка видела именно этот сон. Долгий и сладкий, в котором никто не колол ее иглами, не запирал в своей украшенной золотом спальне, не велел раздвигать ноги и молчать, оставаясь послушной. Она беззаботно разгуливала по улицам Цинтры вместе с Геральтом, она ела сладкую вату, пачкала ею тонкие бледные пальцы, губы и щеки, покручивая в руках новенький кинжал.
И просыпаться не хотелось, но из сновидений пришлось вернуться в реальность, и реальность пахла горьковатой полынью, смесью острых трав, которыми эльф пытался вытравить из стен жгучий химический запах. Не было ни солнца над головой, ни вкуса сахарной ваты на губах. Цирилла проснулась от того, что Знающий мягко потряс ее за плечо, пробуждая от долгого сна. Ведьмачка чувствовала сухость во рту, жжение от яркого света разгоревшихся факелов и всепоглощающую усталость, не прошедшую даже после отдыха.
– Ты улыбалась во сне, – заметил мужчина тихо.
– Это просто какой-нибудь мышечный спазм, – ответила Цири, вспоминая, где находится. – Мы уже закончили с твоими уколами?
– Закончили, Цири, на сегодня хватит, – отозвался Знающий холодно. – Тебя вызывают наверх.
– Наверх?
Она не сразу вспомнила, что именно сверху и спустилась, оттуда, из спальни нового короля. Ведьмачка поджала губы, давая понять: отвечать уже не нужно, она сама все вспомнила и поняла. Если вызывают, пора возвращаться, как бы ни были слабы ноги. Просьбы Эредина здесь принято исполнять быстро, ведь иначе наказание заставит спешить в следующий раз.
Полнившись светом, лаборатория уже не устрашала. Замысловатые экспонаты в прозрачных банках не внушали тот страх, но закидывали в душу семя интереса. Кому принадлежал этот голый хвост в разрезе, кому гребень, вырезанный не то с бочины невнятной твари, не то со спины, а кому этот длинный уродливый нос, словно раньше принадлежащий огромной землеройке?
– Я отведу тебя обратно, Цири, – произнес мужчина, галантно подавая ей руку, которая тут же была девушкой отвергнута.
– Не стоит, я дойду сама, никуда не сверну и не заблужусь, не бойся.
Но то было большим преувеличением ее возможностей. После препарата девушка чувствовала острую слабость, ее руки не могли достойно сжать перила, ноги – довести до пункта назначения. Едва поднявшись, ведьмачка запуталась в зеленой юбке своего скромного платья. Она могла бы упасть, не поймай ее Знающий за талию, не поддержи на безопасном расстоянии от пола.
– Ты слишком слаба, Ласточка, и не дойдешь до спальни сама, – полушепотом рассказал он, опустившись к ее уху. – Я не боюсь, что ты заблудишься, я просто не хочу, чтобы ты где-нибудь упала и пролежала в беспамятстве до следующего дня.
Его рука, греющая поясницу, Цири нравилась ровно столько же, сколько и деланная забота – ни грамма. Хотелось скинуть ее с себя и нагрубить, убежать, хотелось в ответ огрызнуться, только не было сил. «Он ведь так старается, единственный здесь старается, не стоит его отталкивать», – подумала ведьмачка, прежде чем смиренно кивнуть и аккуратно взять кавалера под руку. Помощь ей все равно пригодиться, как ни храбрись.
Госпожа Йеннифер всегда говорила своей подопечной, что следует быть умнее. «Мужчины видят нас слабыми и беззащитными, и в том главная их ошибка, Львенок мой. Они стоят к нам спиной, не ведая, что в кармане платья мы прячем ножи как раз для их шей. Пока можешь, кажись им слабой, кажись глупой и безрассудной, пусть твой триумф станет им большим сюрпризом», – говорила она, лениво попивая подслащенный облепиховый чай под тенью старой липы.
– А часто мне сюда ходить? – спросила девушка мага, стоило тому отворить хитро замаскированную дверь и помочь Цирилле выйти.