До чего же эльфийский народ любил извращаться. Масла для ванн, козье молочко в воде, высушенные цветы и добавки всех сортов… Цирилла не могла вспомнить, чтобы благородные дамы в Цинтре имели такую страсть к уходу за кожей, а уж жены ярлов Скеллиге – и подавно. Ведьмачка не привыкла умащать волосы бальзамами, не желала втирать в кожу ромашковый отвар для белизны, но ей и не приходилось. Служанки делали всю работу, а Цири не желала возражать.
– У вас синяки, – тихо заметила курносая эльфийка, аккуратно сжимая запястье девушки в узкой ладони. – Смазать?
– Да, давай. Только осторожно, их много, они еще болят.
Размышляла ли эльфийка о том, когда и как ее хозяйка получила эти следы? Возможно, Цири того не знала и не заботилась о получении ответа на этот вопрос. Желает ли служанка знать о том, как ей приходится выживать или нет – какая разница? Цирилла лишь подчинялась судьбе, предпочитая плыть по течению.
Курносая девушка выбрала для нее голубое платье, красный подчеркнул бы свежие следы чужой грубости. Цири обтерли полотенцами, волосы ее уложили, убрав от лица несколько тонких прядей, за ними пытаясь спрятать шрам, меняющий ее лицо. Ведьмачка не смотрела на свое отражение, глаза ее воспалились от пролитых слез, губы саднили от частых покусываний, и вид говорил о том, что ночь была неприятной.
– Во дворце имеется обеденный зал, Король Ауберон всегда трапезничал именно там, в отличие от Короля Эредина. Он предпочитает есть в пути или в одиночестве в своей спальне, – рассказывала служанка, провожая Цири вдоль коридора.
Все те же картины с изображенными на них эльфами, те же неприветливые злые лица, руки, словно вытянутые к ее белой шее в попытках задушить. Цири понимала, что несет эльфам позор – дочь человека несет в себе их Ген, передаст свою человеческую кровь и дальше, навсегда вплетая ее в род благородных господ. Не легче ли им было отпустить ее и забыть о своем изобретении, скинуть его людям? Должно быть, Ген этот не был так и хорош, раз Лара несла в себе вздорный характер, раз гордая носительница сбежала, чтобы сойтись в чужом мире с человеком и принести ему дочь.
– Почему сегодня он обедает там?
– Не знаю, мисс, желания короля – все еще загадка для нас. Быть может, хочет придать завтраку торжественности.
Торжественности? В честь того, что Цирилла выжила, не иначе. Девушка потянула длинные рукава платья вниз, пока те не достали до ее ладоней, она благодарила судьбу за то, что утренние платья оставляют полет фантазии, закрывая от чужих взоров каждый грамм девичьего тела. Ласточка притормозила у широких золоченых дверей и молча вошла внутрь, когда служанка отворила их перед нею.
Хорошо, что она не пожелала ей удачи, оставила при себе свой жалостливый взгляд. Цирилла не собиралась дружить с заносчивой служанкой, но неприязнь ее потихоньку проходила, ведь другого общения ведьмачка достать не могла. Хитрый старый Лис, проявляющий к ней подозрительное участие, жестокосердный Эредин и она – курносая девушка, влюбленная в роль надзирательницы над младшими служанками, эльфийка, чьего имени Цирилла до сих пор не спросила. Разум играет с нами злые шутки – рано или поздно расположение возникает к тому, с кем взаимодействие протекает всего безболезненнее.
Впереди девушку ждало небывалой красоты помещение. Светлое, не похожее на остальной дворец. Белые тона в нем побеждали бежевые, желтизна сходила, оставляя за собой чистый дневной свет. Высокие окна, на стенах – никаких картин, а в воздухе пахло свежими блинами. Еще чуть-чуть, и Цири могла бы улыбнуться.
– Пройди, – прозвучал знакомый ей голос.
Двери за спиной ведьмачки закрылись, и Ласточка вздрогнула от громкого лязга дерева о камень. Эредин сидел во главе стола, сложив перед собой руки замком. На столе не было и пары сантиметров свободного места. Всюду блюда, густо украшенные любимыми эльфийскими яствами. Нарезанные кубиками фрукты и ягоды, приправленные сахарной пудрой, лепешки, блины с различными джемами к ним, свежевыпеченный хлеб, сыры и вяленое мясо, запеченные с чесноком бататы и дичь, кувшины с вином, соком и чистой водой.
– Ближе, – произнес эльф, когда девушка попыталась опуститься на стул, стоявший по другую сторону стола. – Для тебя тут подготовили место.
– А тут оно для чего? – спросила девушка, указывая на выбранное ею кресло, находившееся в самой дальней от короля точке.
– Для симметрии.
– Будет симметричнее, если кто-то сяде…
– Иди. Сюда. Зираэль.
Внутри нее вспыхнуло знакомое чувство, пошатнувшее девушку сильнее. Страх. После вчерашней ночи страх, испытываемый к нему, стал сильнее, его гибкие пальцы проникали в трещины, оставленные на душе вчерашней ночью. Холодные отчеканенные слова короля вызвали в ней нежелательный отклик, уверенность Ласточки утихла, словно загашенное пламя.
«Если не слушать его – будет хуже, будет больнее», – шептал вымученный разум. Ссадины вторили, напоминали, предостерегали ее, сдерживая громкие слова. Ведьмачка послушно двинулась вперед, к стулу, стоявшему по правую руку от короля. Эредин не улыбался, вид его, обычно торжественно-самодовольный, изменился, эльф казался уставшим, озабоченным неприятными думами. В белом свете комнаты кожа его казалась излишне розовой, на тон темнее, чем кожа ведьмачки, опустившейся рядом.
– Что ты хочешь? – спросил мужчина, наблюдая за тем, как Цирилла устраивается в кресле рядом с ним. – Слуги подадут тебе все, только скажи.
– Ни… – думала отказаться ведьмачка, но сдержала готовое вырваться слово. – Лепешку с творогом.
Король лишь кивнул в сторону ее пустой тарелки, как миловидная молодая девушка тут же засуетилась вокруг стола, выбирая лучшее блюдо. Ласточка сидела молча, не двигаясь, пока ее блюдо наполняли пищей. Она смотрела за тем, как Эредин медленно пьет вино, дожевывая кусок вяленого мяса, как он вытирает губы салфеткой после каждого укуса, как избегает смотреть в ее сторону.
– Оставьте нас, – произнес эльф, понимая, что Ласточка не притронется к еде.
Слуги тут же ринулись на выход. Стройной толпой они промаршировали мимо кресла ведьмачки, не поднимая от пола глаз. Девушка поняла, что пришло время говорить. Долго, возможно, на повышенных тонах. Обычно возвышенные эльфы не выгоняли слуг за дверь, держа их за мебель, не стесняясь, но король желал, чтобы Цириллу, не привыкшую обезличивать живых существ, не смущали чужие уши.
– Зираэль, – начал он, отставляя бокал дальше. – Прошлой ночью тебе могло показаться, будто я был строг с тобою.
– Показаться? – спросила Ласточка, проглотив злой смешок.
– Мне важно было донести до тебя свою мысль, Зираэль. Тебе это могло… Показаться. Жестоким, – «показаться» эльф выделил особенно бережно, сам себя уверяя в правоте сказанного. – Но в том была твоя вина.
Она могла, хотела бы возразить и узнать, чем же так провинилась, но промолчала, вспомнив слова Аваллак’ха. Не перечить ему, чтобы все прошло хорошо, чтобы такого не повторялось впредь. Девушка закусила губу и еле заметно кивнула, давая королю понять, что слышит его и слушает.
– Ты не слушалась, Цири, не подчинялась мне, а это чревато. Спроси у выпоротых на конюшне слуг, за что им досталось. О, поверь мне, я еще сдержался.
– Мне поблагодарить? – не сдержалась она.
– Вежливость даме только к лицу, – ответил ей эльф. – Но я не претендую, Зираэль. Сейчас не претендую на твою благодарность.
Ее рука, мирно покоившаяся на прикрытом голубой юбкой колене, оказалась в его ладони. Эльф аккуратно сжал запястье девушки, осматривая ее тонкие пальцы. Синяков нет, нет царапин и следов его власти. Белая кожа обтягивает суставы, мясо под ней, прячет за собой всю слабость человеческого тела. Цири вздрогнула, но не отпрянула, чувствуя, что Эредин с нею мягок.
– Зираэль, пойми, – прошептал он вполголоса, словно не желая произносить. – Народ требует от нас произвести наследника. И я бы хотел… Я хочу, чтобы наши отношения не были так холодны, как сейчас. Чтобы мне не приходилось делать с тобой то, что я делал вчера.