– Это… Это совершенно незаметно, – ответила девушка, нервно улыбаясь. – Разве ты не питаешь радость от…
– Ты должна испытывать уважение ко мне, Цири, и я не буду поступать с тобой так, как поступил вчера, если буду знать об этом и видеть. Ты должна слушаться.
– А что должен ты?
Ее вопрос разжег в зеленых глазах эльфа огонек раздражения. Цирилла, умоляющая себя не дерзить, не накалять атмосферу – дразнила его, не могла удержаться. Король сжал пальцы в кулак, заставляя себя сдержаться от резких движений. Часть его радовалась, что дерзость не покинула ее хорошеньких уст, часть – сомневалась в силе собственного духа. Девчонка не боится его так, как боятся кухонные служки?
Ладонь Эредина поднялась к ее щеке, теплыми пальцами он отодвинул от лица девушки прядь, закрывающую ее шрам. Цирилла не шелохнулась, прятала стыд за молчаливой покорностью. Она давно не ощущала ласки, давно не слышала теплых слов и успела одичать, словно собака, бежавшая в одинокую степь. Мягкие руки ласково коснулись искаженной кожи, Цири опустила глаза, чувствуя, что щеки ее невольно наливаются румянцем и старый шрам утопает в следах не то стыда, не то злости.
Должно быть, король собирался что-то сказать, он уже приоткрыл губы, подался вперед, намереваясь шепнуть Цирилле на ухо интимную тайну, озвучить свое же наблюдение, но стук в дверь прервал его, заставляя отдернуть руку. Курносая служанка помедлила с минуту, а после отворила двери, позволяя незваному гостю пройти в зал. Белые полы мантии тянулись за Знающим, непомерно длинные рукава прикрывали его сжатые в кулаки ладони, и появление мужчины означало конец откровенной беседы.
– Здравствуй, – произнес он, обращаясь лишь к ведьмачке, что так и не притронулась к устроенному для нее завтраку. – Ты готова, Цири?
– А твои процедуры должны проходить так часто, Креван? – спросил Эредин, не позволяя девушке ответить.
– И процедуры, и осмотры. Это в наших интересах, Эредин, добиться нужного результата – значит строго следовать плану. Результат, если помнишь, запросил ты сам.
– Но если Зираэль не хочется?
– Вчера это тебя мало заботило, – вполголоса заметил эльф, заставляя короля приподняться в кресле. – Впрочем, я все пойму, я понимаю слова и прислушиваюсь к ним, даже к тихим. Зираэль, скажи, ты желаешь провести процедуру?
Беседа проходила слишком быстро, напоминая игру с мячом. Один эльф отбивал его в сторону другого, ускоряя темп, и ведьмачка не успевала уследить за каждым пасом. Исход игры зависел лишь от ее подачи, и нужный ответ возложил бы победу на алтарь одного из эльфийских верховодцев. Девушка все еще чувствовала на своей щеке след чужой ладони, сжимала пальцы, не зная, чего от нее ждут, не ведая, что следует сказать.
– Или ты хочешь остаться здесь? – спросил Аваллак’х, терпеливо выжидая.
О, вопрос он задал верный. Хочет? Нет, конечно же – нет, и Знающий должен был догадаться. Цири не хотелось ни завтрака, ни обеденного зала, ни замка эльфийского короля, ей хотелось лишь вернуться домой, переплыть ту чертову реку и исчезнуть, затеряться в чужих мирах, чтобы средь их множества отыскать свой, отнятый. Ей хотелось покончить с долгом, не ею обещанным, ей хотелось забыть произошедшее, забыть эти зеленые глаза, скрывающие за собой боль, злость и порок, зов плоти, песнь ликующего тщеславия…
Король молчал. Он мог бы ответить за нее, мог предостеречь Ласточку, недвусмысленно намекнуть, какой ответ ждет, но сдержался. Эльф лишь следил за тонкой усмешкой Знающего, уверенного в благоприятном исходе дела. Цири не смотрела ни на того, ни на другого, поднимаясь с места.
– Быстрее начнем – быстрее закончим, – произнесла она севшим голосом, понимая, что общество лицемерного Аваллак’ха сейчас будет ей приятнее.
– Я заберу тебя через пару часов, – бесцветно заметил король, поднимаясь следом. – Креван… Она не поела.
– Нельзя заставить ее есть специально. Да и это нам только на руку, пустой желудок не будет мешать.
========== 8. В лапах дурмана ==========
Память – вещь интересная, никогда не знаешь, чего от нее ожидать. Одни воспоминания хранятся в черепной коробке всю жизнь, некоторые складываются где-то у сердца, другие – тут же выкидываются за ненадобностью и исчезают в небытии. Сейчас Цирилла не могла вспомнить лица родителей, те, что были изображены на картине, висевшей над ее старой кроватью, она не могла вспомнить голоса старой Львицы, полного имени бабушки, свой утерянный титул…
Среди забытого оказалась и мрачная пыльная дорога, ведущая в пропахшую неизвестным Цири химикатом лабораторию Знающего. Девушка не помнила ни коридора, ни стены, что на самом деле не была цельной, она слепо шла вперед, опираясь на жесткую руку эльфа.
Слабые ноги несли ее вперед, и Аваллак’х охотно пользовался немощью девушки, изображая учтивого кавалера. Впрочем, изображая ли? Стоило Цири неровно вздохнуть, вымученно сжать губы или шикнуть, эльф искренне-беспокойно оглядывал ее, исключая возможность болезненного недомогания. Голубое платье прятало под собой следы чужой «ласки», и Ласточка не решалась дать мужчине знать, что на запястье ее красуется яркий синяк, который сжимать не стоит.
– Как ты чувствовала себя вчера? – спросил эльф после того, как «дверь» отворилась перед ними.
– Скверно, – ответила девушка тихо. – Мне не понравилось. Мутило, слабость была и… И какая-то жажда.
– Ты сказала об этом Эредину? – спросил мужчина, приподнимая бровь. – Это плохие симптомы. Я надеялся, что все пройдет незаметно.
– Не говорила я ему ничего, – нервно ответила та, отворачиваясь. – Аваллак’х, можно я побуду здесь подольше? Скажешь, что мне нужно прийти в себя или что-то такое, чтобы не возвращаться обратно?
Знающий кивнул спутнице, указывая той на кушетку. Свое место Цирилла уже помнила, помнила, как сжимала пальцы в кулак, чтобы мужчина мог попасть ей в вену, как терпеливо ждала, пока выведенная им масса проникает в ее кровь. Ведьмачка поджала губы, поднимаясь и вновь опускаясь в нужное положение. Рука на тумбе, спина плотно прижата к стене, а в глазах – ничего, кроме усталости и желания эту самую усталость быстрее сломить сладкой дремой.
– Мне очень жаль, Зираэль, но продержать тебя здесь всю ночь я не смогу, как бы сам того ни хотел. Три-четыре часа, до позднего вечера.
Игла вошла в вену, и девушка сжала зубы, на секунду почувствовав укус легкой боли. Во рту стоял вкус чужих губ, и память, та злая, жестокая девица, заставляла девушку вспоминать, как этот вкус она почувствовала прошедшей ночью. Ведьмачка закрыла глаза, стоило слабости усилиться, вцепиться в нее сильнее, укусить, подобно жадной ядовитой змее. Свечи продолжали гореть, факела источали и тепло, и свет, и энергию, но Цирилла уже не слышала треска разгорающегося огня.
Темнота век сменялась яркими вспышками света, размазанными силуэтами настигающих пленницу снов. Реальность сменялась абсурдным миром фантазий, увлекая Цири в глубины своего бытия. Ведьмачка стояла у старой хижины Высоготы, крепко прижимая к себе раненную руку, ощущая незабытую еще физическую боль падения. Она словно недавно слетела с лошади, получила тот самый шрам, использовала Ген, дабы перепрыгнуть в пространстве на несколько дней вперед.
– Цири? – позвал ее знакомый голос, голос старика, слышавшего зловещий вой ведьмы-банши, освещенного светом лучины. – Цири, это ты, где ты?
«Я, это я», – пронеслось в ее голове, но не сорвалось с губ. Ведьмачка оглянулась: ее нечесанная кобылка стояла неподалеку, копытцем поддевая круглый камешек, ветер шумел в мрачнеющей листве, играл с кронами деревьев, выбивая из них тихие скрипы ветвей. Болото мрачнело вокруг. Когда Цирилла вновь обернулась к хижине, огонек внутри нее уже угас. Никто больше не звал, Высогота молчал, и силуэт его не просматривался во тьме засаленного окна.
Девушка шагнула вперед, утирая лоб теплой ладонью. Шаг, еще один, еще один – навстречу двери, ручка которой давно разболталась и готова была остаться в ладони путника, за нее потянувшего. Ступени не заскрипели под ее шагами, но в пруду, расположенном не так далеко, шевельнулась напуганная рыба, заметившая опасность. Ведьмачка застыла, не то сбитая с толку, не то напуганная. Застыла, прислушавшись к шороху за дверью.