– Это не так, – обиженно, словно ребенок, произнесла ведьмачка.
– Ты знаешь, Ласточка, что обманываешь себя пустыми надеждами. Калантэ, твоей милой бабушке не давали много власти как раз по этому поводу. Думаешь, почему она поспешила заключить свой последний союз? – говорил Эредин, чувствуя, как Цирилла все глубже падает в яму размышлений. – В нашем обществе подобных предрассудков нет, как ты можешь заметить. Маргаритка правит единолично, и никто не смеет и намекнуть ей на несостоятельность и нужду в крепком мужском плече.
– Я ведь могу не возвращаться ко двору.
– Чародейкой тебе уже не стать, Цири, а ведьмачкой… Скажи, как много заказов тебе доверит суеверный люд? Они ждут, что вызванный на помощь ведьмак будет плечистым бородатым мужчиной, а, отворив двери, на пороге увидят худенькую тебя.
Так далеко ее мысли не заходили. Размышляя о своей судьбе прежде, Цирилла находила ее радужной и полной новых людей и забав. Но то оказалось лишь наивными мечтами девочки, страстно желающей вернуться «домой». Не в место, но в чувство, знакомое еще из детства. То чувство, что грело ее холодными ночами, что вело вперед, несмотря ни на погоню за спиной, ни на пожар, что охватывал дорогу, лежащую на пути Ласточки. Губы Цириллы задрожали, стоило королю продолжить.
– Тот мир не ждет тебя обратно, он справится один. Зато здесь, здесь, Цири, тебе всегда есть место. Твой Ген – бесценен для нашего народа, его выводили несколько веков, чтобы сейчас поселить в тебе.
– Но ведь его вывели не для меня, – ломающимся голосом заметила ведьмачка. – Это – ошибка, глупая ошибка влюбленной женщины.
Заметив, что надежды ее дрогнули под его нажимом, король не позволил себе перерыва. Эредин мягко, удивительно мягко взял Цириллу за подбородок, желая наградить ее чувством спокойствия. Ласточка вздрогнула, но не воспротивилась его рукам. Взгляд Цириллы оказался пустым, зеленые глаза ее сверкали матовым блеском, губы невольно сжимались в тонкую нить. Король наклонился ближе, не желая, чтобы ведьмачка опасливо отвела взгляд.
– Какая теперь разница, кому он предназначался, Зираэль, если в итоге Ген получила ты? Не благородная эльфийская девушка или юноша, – Его губы мягко коснулись виска девушки. – Предназначение распоряжается нами не просто так, пути его – каждый раз загадка. Быть может, тебе с самого начала суждено было стать той, кто принесет в мир дитя-спасение?
«Быть может», – подумалось ведьмачке, не верящей уже ничему. Мягкие пальцы короля гладили ее волосы, пар охватывал тело ласковым успокаивающим теплом. Цирилла поймала себя на мысли о том, что ей нравится, нравится само это мгновение, его руки на своем теле, его губы, касающиеся ее взмокшей кожи. Полотенце само упало вниз, соскользнуло, поглаживая кожу. Сначала ее, после – его. Ведьмачка почувствовала, как руки короля мягко овивают ее узкие бедра, пересаживая девушку с лавки на себя.
Свечи за спиной девушки горели ярко, словно заколдованные искусными эльфийскими чародеями. Пламя их не дрожало, мокрый воздух не разрушал огня. Цири видела его лицо перед собой, видела горящие желанием глаза, впитывая энергию, царящую вокруг. Что-то шевельнулось внутри, потянулось вперед, ближе, требовательнее. На мгновение ведьмачка вздрогнула, не то от боли, не то от нетерпения, схватившего ее за ногу. Цирилле показалось, будто желание в его светлых очах в этот долгий вечер было общим.
========== 11. Гроздья гнева ==========
Это происходило с нею и раньше, бесконечное множество раз. Засыпать не там, где проснулась, и утром несколько долгих секунд не понимать, где ты теперь – Цирилле не ново. Воспоминания о пережитом нахлынули на нее, стоило этому вновь случиться. Большую часть своей насыщенной событиями жизни ведьмачка провела в пути. Под руку с Геральтом, ведомая требовательной чародейкой Йен, в вольном плавании по безграничному миру, полному опасностей. Цири всегда находилась в дороге, в пути, и нередко ей приходилось засыпать, примостившись в уголке обоза, чтобы через пару часов открыть глаза в другой стране.
Только сейчас она не слышала ни стука копыт, ни шелеста приминаемой колесами травы, только мерное дыхание рядом. Цирилла попыталась вспомнить вчерашний вечер, и легкая боль в ногах помогла той найти ответ. Она провела его в движении, несомненно, ведь усталость не может лгать. За теплыми воспоминаниями из беспокойного детства пришли более мрачные, полученные Ласточкой не так давно. В юности, неоконченной еще юности, что найдет свое пристанище в чужом мире. Содержание тех писем все не желало укладываться в ее голове.
Плохо в ней уживалась и мысль о том, что Эредин, жестокосердный похититель людей, знаменитый Король Дикой Охоты, один удар меча которого с легкостью раскалывает детский череп на две равные части, вчера вечером не казался ей злобным существом, виновным в каждой ее беде. И более, и дальше того – общество холодного эльфа не казалось Цирилле неприятным.
И сейчас, нехотя поворачиваясь в его сторону, ведьмачка уже не сомневалась. Она знала, что добровольно провела ночь со своим королем. Сейчас глаза его были плотно закрыты, но по частоте дыхания, спокойно лежащим рукам и часу, окрасившему утро, девушка поняла, что пробуждение близится. Что она скажет, как только эльф откроет глаза? Будет вспоминать вчерашнее или уверенно увильнет от темы?
Ведьмачка поднялась с кровати, решив, что лучше всего ему будет проснуться в одиночестве, а ей – быть как можно дальше от этого места в столь ранний час. В конце концов, сколько раз сам Эредин покидал ее, оставляя наедине с собственными мыслями, заставлял чувствовать себя использованной и брошенной ждать нового визита? Интересно, о чем подумает сам король, осознав, что Ласточка его поутру упорхнула.
Ее удобный халат валялся на полу, полотенца, скомканные в единый шар ткани, были заброшены в дальний угол комнаты. Слугам, что придут после окончания рассвета, может показаться, будто страстные любовники спешили соединиться в любовном танце, забыв об аккуратности и тяжести чужого труда… Но было ли оно так? Вспоминая о содеянном, Цирилла с неудовольствием поняла, что щеки ее покраснели.
«В пекло», – подумала она, плотнее сжимая тонкие розовые губы. Ключ от двери эльф держал на цепочке, ныне лежавшей на тумбочке у его стороны ложа. Зираэль одним ловким движением подняла старый ключ, чтобы после бесшумно одеться, отпереть двери и выйти, забрав с собой и свое полотенце.
К своему удивлению ведьмачка заметила, что утренний замок вовсе не был мирно спящим за дверьми королевской спальни. Слуги сновали вдалеке коридора, на цыпочках пробегали мимо господских комнат и разносили всюду завтраки, свежие рубашки, полотенца и прочую ерунду, так необходимую хозяевам. Мимо Ласточки, высоко задрав подбородок, пробежала девочка, которой едва исполнилось десять или девять лет. Цирилле и хотелось бы думать, что та родилась здесь, не знала другой жизни, но еще не сошедшие мозоли на руках ребенка говорили о том, что раньше она работала в поле, как многие ее сверстники.
«Твой король в ночи крадет и детей, и женщин, и целые семьи», – подумалось девушке, кусающей губы по пути в свою обитель. Нельзя видеть в нем добро, нельзя поддаваться постыдному желанию, поиску ласки в чужом мире, в чужих стенах. От накатившего стыда ласточка прикрыла глаза, не сбавляя шага. Она спешила вернуться в собственную спальню, чтобы там укрыться от любопытных глаз и дать волю истинным чувствам: выкрикнуть дюжину ругательств в подушку, окропить ее слезами и понять, что следует делать теперь, когда все пути отрезаны.
Ее комната тоже закрывалась на ключ, дабы оставаться в благоговейном ожидании своей хозяйки. Цирилла отворяла двери в спешке, желая, чтобы меньшее количество слуг успело заметить, что девчонка возвращается к себе только поутру. Ласточка не знала, что попадавшему в этот мир человеку разум промывают до неузнаваемости, превращая его в покорного голема, и после долгой процедуры «приспособления» ему уже все равно, кто идет по коридору и куда, если уши его не заострены.