Ключ повернулся в замочной скважине дважды, замок громогласно щелкнул, и Цирилла вбежала в комнату ровно в тот момент, как из-за поворота показалась чья-то длинная тень. Эльфы просыпались медленно, а из покоев своих выползали до боли лениво, не воспринимая ничего вокруг, но попадаться им на глаза Ласточке хотелось меньше всего на свете.
В ее скромной комнате все оставалось в том же порядке. Отвергнутый вчерашним вечером халат также лежал на кровати, из-за дверцы неплотно закрытого шкафа выглядывал рукав золотисто-зеленого платья, выглаженного служанкой еще несколько дней назад.
Ведьмачка вздохнула с облегчением. Никто не узнал, что ночью ее здесь не было. Цирилла мягко потянулась, чувствуя, как болят уставшие мышцы, развязала пояс, туго стягивающий ее талию. Из-под халата показалась такая манящая короля ложбинка, отделявшая одну грудь девушки от другой. Пояс соскользнул к полу, и Цири перешагнула через него, направляясь к кровати, чтобы вновь прилечь и прогнать усталость прочь. Она не повернулась обратно к двери ровно до того момента, как услышала его голос.
– Так значит, сплетни придворных девчонок – не всегда выдумки? Я смел лишь надеяться, что такие неудобства – только разговоры средь черни.
Цири вздрогнула, задернув халат так туго, что легкие ее вновь заболели от недостатка в них воздуха. Она не знала, как Аваллак’х смог зайти в ее покои, но выяснить это сейчас у Цириллы не было ни возможности, ни желания. Быть может, сделал себе дубликат ключей, быть может, был впущен нерадивой служанкой… Девушка плотно сжала губы, смотря за тем, как аквамариновые глаза эльфа изучают ее голые ноги, как он, не стесняясь, разглядывает ее помятый утренний вид.
– Какое тебе дело? – спросила девчонка, позволив себе изменить тон.
– Какое мне дело? – скрыв удивление, спросил незваный гость. – Что позволило тебе думать, будто бы мне наплевать на твое существование в этих стенах, Зираэль?
– Мне не нравится это имя, – буркнула девушка, игнорируя все его вопросы. – Я не приглашала тебя на чашечку утреннего чая или на теплую дружескую беседу.
– Мне не нужно приглашение, чтобы осмелиться тебя навестить, – ответил ей эльф. – Да и наши с тобой беседы, Цири, могут быть даже не дружескими.
– Верно, верно, тебе не нужно. Зачем быть вежливым с человеческой девчонкой, да? Ее желания уважать совсем необязательно, они все равно неважны, в сравнении с твоими. Такими эльфийскими.
Знающий снова не подал виду, хоть для того ему и пришлось собрать силы в кулак. Аваллак’х пытался вспомнить, позволил ли он себе грубость в отношении к Ласточке, дал накануне волю словам или старым обидам, что все еще хранил глубоко в душе. Нет. Нет, всплеска эмоций в его жизни не наблюдалось уже давно, с момента ее первого появления в этом брошенном всеми богами мире. Эльф невольно отвернулся, чувствуя, как напряжение в комнате растет.
Одно единственное окно, выходящее в сторону бескрайнего королевского сада, не могло помочь свету проникнуть в каждый уголок спрятанной от мира комнаты. Солнце сегодня пряталось за облаками, и свет его был для смертных редким подарком судьбы. Тени играли с лицом Цири, и точную эмоцию угадать по нему было нельзя, как бы Знающий ни пытался. Зираэль и сама отвела взгляд, надеясь, что эльфу хватит такта, чтобы оставить ее в недосягаемом одиночестве.
– Что-то случилось с Эредином? – спросил он еле слышно, считая, что во всплеске эмоций Ласточки нет его вины.
– С ним все в порядке, – нехотя ответила девушка. – А теперь я повторю…
– Цири, я в чем-то перед тобой виноват? Скажи, а то, знаешь, я уже слишком давно не имел дел со столь юными особами и понятия не имею, какая мелочь может ранить их высокие чувства.
Эльфы теряли контроль именно так: от сдержанного холодного тона они переходили к колкой иронии, к тонкой агрессии, которую так любили в своих долгих трагичных интригах. Аваллак’х, как бы сам ни хотел в этом заблуждаться, не был исключением. В его привычку входил переход от спокойного тона к заискивающе-игриво-грубому, используемому лишь с одной целью – задеть обидчика так, чтобы не казаться при этом варваром, ранить чувства как можно глубже, не используя при этом ни ударов, ни прямых оскорблений чужой чести.
И то было худшим выходом из положения. Цири, росшая среди мальчишек, воспитываемая бабушкой, что так рьяно старалась вылепить из внучки сильную личность, восприняла сравнение с пустоголовыми придворными дамами как личное оскорбление. С меньшим уроном он мог назвать ее мерзкой, порочной и гнусной. Губы ее задрожали, девчонка не смогла прикусить нижнюю губу и заставить себя проглотить обиду. Цирилла не находила подходящих ситуации слов.
– Зираэль, я не хотел грубить тебе, – опомнился эльф, все еще не решаясь извиниться искренне. – И даже не хотел застать тебя врасплох.
– Ворвавшись в мою комнату поутру? А если бы я спала здесь, что бы ты сделал? Уйди, – шепнула она, указав на дверь.
– Я пришел не просто так, уверяю тебя…
– Поверь, я и не думала, что ты пришел ко мне, не имея на то своей причины, – огрызнулась девушка в ответ. – Ты же всегда заботишься о своей выгоде… А теперь уйди, я устала просить об этом.
Креван и собирался ответить ей, искренне беспокоясь о том, что принес Ласточке боль, которой в ее жизни и без того хватало, но ему помешали. Дверь позади эльфа заскрипела, открывая проход. На пороге показалась знакомая обоим высокая фигура эльфа. Заспанного, темноволосого эльфа, с чьего лица так быстро соскользнула довольная улыбка. Эредин все надеялся, что голос вездесущего Знающего ему лишь послышался после долгого крепкого сна.
Первой эмоцией, что испытала ведьмачка, был стыд. Он залил щеки ее пунцовой краской, заставил ее отвести глаза. Халат, запахнутый одной лишь рукой, отчего-то казался Цирилле вульгарным, почти прозрачным, и взгляд, которым Аваллак’х одарил ее лишь несколько минут назад – отталкивающим, оскорбительным для женщины короля. Ласточка не могла знать, что Эредин считал также.
Он пришел к ней для того, чтобы осведомиться о том, что ведьмачка чувствует себя хорошо и готова сопроводить своего правителя на ранний завтрак, а в итоге стал свидетелем весьма щекотливой сцены. И зачем Ласточка впустила его сюда, почему позволила эльфу войти, как долго пробыла в его гнетущем обществе?
– Я помешал? – спросил король, заставляя себя подавить разгорающиеся нотки злости.
– Да, будь так добр… – начал было Знающий.
– Убери его из моей комнаты, – закончила Цири, вновь отводя взгляд, но уже от другого эльфа. – Аваллак’х не желает слушать. Он вторгся сюда без приглашения и сейчас…
– О, Зираэль, ты можешь не продолжать. Я знаю, как упрям он, как глух к чужим просьбам. Особенно, если сам больно хочет поступить иначе.
Нельзя сказать, кто пережил это ярче. Цири просила помощи у Эредина, и король, что всего секунду назад ощутил укол ревности, внутренне ликовал. Победа его становилась лишь слаще от того, что поведение Ласточки задело Кревана так сильно, что тот позволил эмоциям отразиться на его лице печатью презрения. Аквамариновые глаза спрятались под полуопущенными веками, губы его плотно прижались друг к другу, словно в надежде слиться в единую нить. Ликование короля заметила даже Цири, тут же устыдившись тому, что позволила слабости взять над ней верх.
– Если бы ты только мог знать, как я устал от того, что ты делаешь вид, будто все на свете знаешь, – прошептал Знающий, делая шаг навстречу эльфу. – Возможно, будь ты хоть капельку умнее, мог бы заметить, что происходит у тебя под носом.
– Ты говоришь мне о том, что когда-то верный придворный слуга Народа нынче сходит с ума из-за…
– Замолчи, – предупредил Аваллак’х, сжимая кулаки все сильнее.
– Того, что наконец встретил девушку, так сильно похожую на его давнюю, неверную любовь…