– Замолчи.
– Избравшую себе другого? Скажи мне, Креван, каково это, когда тебя разменивают на человеческого самца? Когда девушка, растущая в чистокровнейшей семье, растущая с вбитым в голову знанием о том, как важно сохранить эту чистоту крови, вдруг предпочитает тебе человека, лишь бы не делить ложе с тобой?
Цири хорошо помнила этот взгляд. Однажды, когда она уже имела неосторожность упомянуть ее звонкое имя, Знающий одарил ее тем же. В тот долгий момент Цири казалось, что в обществе Бонарта ей было безопаснее, что в бесконечном скитании по недружелюбному миру, в побеге от верной смерти она находила большее удовольствие, чем в созерцании наполненных гневом аквамариновых глаз.
Ласточка прикрыла глаза, чувствуя слабость, схватившую ее сначала за руки, а после за кончики пальцев ног. Страх каждый раз действовал на нее по-своему, и сейчас голод смешался с ним, усиливая эффект, преобразовывая его в нечто большее. Эльфы, так некстати оказавшиеся в ее спальне в самый неподходящий момент, не желали униматься.
Об этом шептались все вокруг, и ходившие по замку сплетни не были Аваллак’ху в новинку. Историю Лары и юного Лиса знал каждый живущий под этими небесами эльф. Кто-то жалел его, кто-то откровенно насмехался, а кто-то поздравлял с избавлением от «порочной спутницы» и проблем, связанных с нею. Только говорить об этом эльфу в лицо никто не решался. Никто, кроме эльфа, считавшего себя выше других.
– Ты даже имя ее произносить недостоин, – прошипел Знающий, не отрывая взгляда от лица короля. – Убийца.
Если Аваллак’х находил выход гневу в словах, то Эредин – в действиях. Первым движением короля было поднятие руки. Он пытался найти на поясе ручку меча или кинжала, чтобы тут же почувствовать, как лезвие оружия проникает в еще теплую плоть. Если бы дело дошло до драки, Аваллак’х смог бы дать Эредину отпор. Занятия магией давались ему лучше фехтования, и для владения ею эльфу нужны были только пальцы, что в данный момент были свободны для нанесения оппоненту смертельных ран.
– Хватит, – тихо произнесла Цири, опускаясь на кровать.
Рука ее отпустила полы халата, и те разошлись в разные стороны, вновь показывая ложбинку меж ее грудей, розовый ореол соска. Эльфы не обращали внимания на Ласточку, и ее тонкая, тихая просьба потонула в их собственных речах, сдобренных многолетним гневом. Ведьмачке казалось, будто в комнате ее стало жарче. Спор рос, расстояние между мужчинами сокращалось, и по плотно сжатым кулакам обоих ей стало ясно, что драка эта зрела слишком давно, чтобы сейчас быть остановленной посторонними словами. Рано или поздно кто-то должен был найти выход злобе, кто-то должен был закончить это раз и навсегда.
– Ты думаешь, что если смог одурачить желающий обмануться Народ и убить Ауберона, об этом никто не узнает? Твое правление кончится на плахе, как только высшие чины поймут, кто подсунул ту колбочку королю.
– Обвинить короля в убийстве своего предшественника в попытке узурпировать трон – измена, Креван. Ты знаешь, что это отличный повод повесить тебя толпе на потеху. Знаешь, ведь многие из них винят в утрате Гена именно тебя, и будут рады избавиться от твоего грязного рода.
– Мне нет дела до мнения какой-то черни, решившей, что грубая сила и новые завоевания способны решить проблемы наших семей.
– Нет дела? Это хорошо, ведь они не без основания говорят, что ты так надоел Ларе, что бедняжка просто уцепилась за первый попавшийся ей под руку шанс от тебя ускользнуть. Должно быть, такое больно слышать.
Эредин знал, куда следует нанести самый болезненный удар, и словом своим попал в точку. Рассудок Знающего на секунду помутился, эльф занес было дрожащую в гневе руку, готовясь нанести своему королю удар, но остановился, услышав за спиной мягкий шелест. Ослабшая Цири закрыла глаза, мышцы ее, тело расслабилось, теряя контроль. Всего мгновение, и Ласточка провалилась во мрак, закончив тем самым их ссору. Закончив, но только на время.
– Зираэль? – спросил Эредин, первым подходя к ее ложу. – Зираэль? Что с ней? – послышался голос короля. – Что с ней, Креван?
– Я, я не… Я не придворный лекарь! – в растерянности ответил эльф. – Нет, только не трогай ее, если это… Скорее, нам…
Жаль, что большего Цири не слышала ни единого слова, наслаждаясь тем самым долгожданным одиночеством, что так искала поутру.
========== 12. Когда легче винить друг друга ==========
– Если ты что-то с ней сделал, – прошипел Знающий, останавливаясь напротив Эредина. – Если ты навредил ей в своих мерзких порывах, я клянусь…
– Тут же покончить с собой? – спросил его король, сохраняя видимое спокойствие. – Потому что это – целиком твоя вина, Креван. Ты должен был следить за ее состоянием. А что ты делал вместо этого? Пичкал ее своей дрянью.
– Я делал все это в твоих интересах, по твоему приказу!
– Не так грамотно, как обещал.
После того, как свет для юной ведьмачки померк, прошел лишь день, но слишком долгий для них обоих. Цири не открывала глаз, не приходила в сознание, и веки ее вымученно дрожали, словно пытаясь открыться. Лекарь не мог определить причину обморока достоверно, но в предварительном диагнозе фигурировал недосып, недоедание, стресс и усталость, неусыпно сопровождавшие ее в этом недружелюбном мире.
И мог ли столь громкий вердикт остаться без внимания самых озабоченных ее судьбой персон? Эредин не получил и крупицы удовольствия от того, что в обсуждения причин недомогания его хорошенькой королевы участвовал Аваллак’х, но запретить ему, выгнать из зала ожидания – было бы слишком рискованно. Что скажет двор, что скажут любопытные эльфы, украдкой слышавшие его резкие слова? Репутация – слишком важная вещь для правителя.
– Это ты показал ей шкуру того единорога, – вспоминал Знающий, расхаживая взад и вперед возле дверей в ее новую обитель. – Ты выслеживал его несколько дней только ради того, чтобы заставить напуганную, беспомощную девчонку страдать как можно сильнее.
– Видел бы ты, что еще я успел ей показать, – ответил король, не имея ввиду нечто пошлое или грязное. – И отнюдь не всегда мое общество приносило ей страдания.
Эредин не сказал ему о том, что раздосадованная Цирилла поняла не так давно. Судьба ее бабушки повергла девушку в ступор, и письма, прочтенные ею накануне – вот, что вполне могло стать вишенкой на пироге, главным потрясением, финальным. Король надеялся, что Ласточка скажет об этом Знающему сама. Нет, выкрикнет, выкрикнет ему в лицо, сдабривая каждое свое слово гневом и оскорблениями, проклиная его, изгоняя из собственного сердца. О, как много он мог бы отдать, лишь бы стать счастливым очевидцем столь забавной сцены, лишь бы обнять ее после, утешить…
Уловив настроение последних своих мыслей, король вздрогнул. Нежные порывы он старался гнать прочь еще с раннего детства, и сейчас начинать «любить» ему не хотелось вовсе. Если Креван узнает о том, что подобное мелькало в его мыслях – правление Эредина кончится. Эльфы видели в нем жесткую руку, руку, что подтолкнет Народ Ольх к потерянным вершинам, потому в душе нового короля не было места малейшей сласти. Слабость придумали для людей.
Людей, которыми родятся его будущие дети. Несмотря на благородное происхождение, на высокое воспитание в порядочной семье, Эредин не разделял взгляда братьев на селекцию и многовековое бурление одной единственной крови в разных котлах. Он допускал браки с Aen Seidhe ради увеличения численности, готов был закрыть глаза и на полуэльфов в своих рядах. Лишь бы они росли быстрее человеческих армий.
– Ты мне омерзителен, – только и ответил Знающий.
– И ты знаешь, что это взаимно. А сейчас, прошу тебя, замолчи, Аваллак’х. Мне нет дела ни до тебя, ни до твоего многовекового плача.
– Да, будьте добры, – пробубнил себе под нос Карантир, подошедший не так давно. – Молчите.
Юноша прибыл к дверям палаты всего десять минут назад, его вызвал сам Эредин, желавший обсудить нечто важное. Жаль, что внимание правителя тут же отвлек Знающий, затянулся очередной спор, и времени отдавать приказы не осталось. Аваллак’х смотрел на эльфа, которого когда-то давно растил своим учеником. Видеть его в услужении у короля – слишком больно, чтобы сохранить сдержанную полуулыбку.