Госпожа Йеннифэр, как когда-то давно, словно в иной жизни, сидела напротив нее. По грязному окну за спиной женщины и сбитой в ночи постели Цирилла поняла – это гостиница. Придорожная гостиница, коих они видели бесчисленное множество в своем долгом странствии. Йен холодно улыбнулась, глядя за ученицу так, словно та нисколько не разочаровала ее ответом. Только Ласточка и сама понимала, что то – лишь обман.
– Почему ты боишься их, Цири? Расскажи мне, – попросила чародейка, и Цири поняла, о ком именно задан вопрос.
– В их руках моя судьба и моя свобода, – фыркнула та, не понимая, как можно было не догадаться.
– Нет, – усмехнулась женщина, показывая ровный ряд белых зубов, выглянувших из-под накрашенных алой помадой губ. – Твоя свобода только в твоих руках.
И от слов ее Зираэль погрустнела лишь сильнее. Неужели, ей больше не на кого надеяться, неоткуда ждать помощи? Иуарраквакс мертв, труп его кощунственно распят перед королевской кроватью, а Знающий – не больше, чем льстивый лжец. Взгляд ярко-зеленых девичьих глаз изменился, и чародейка снисходительно посмотрела на нее. Йеннифэр протянула руку к своей подопечной, дотронулась до ее бледной щеки, пальцами проводя по навсегда «украсившему» ее шраму. Жест этот всегда внушал юной ведьмачке уверенность. Пусть и мнимую.
– Я помогу тебе вернуться, – шепнула чародейка, заставляя девушку вздрогнуть под тяжестью ее слов.
– Но как же ты это сделаешь, госпожа? – грустно спросила она. – Я – здесь, а ты – там.
– Поверь мне, Львенок, я найду способ забрать тебя оттуда.
После слов своих чародейка вновь улыбнулась и растаяла перед глазами ведьмачки, словно очередное видение. Девушка не успела ухватиться за нее, не успела поймать чародейку за рукав платья и попросить остаться, попросить не обещать ей того, что женщина не может дать. Но мир ждал Цири, и приходилось открывать глаза навстречу его пусть и не радостному, но такому настойчивому свету.
Первым, что ведьмачка увидела перед собой, был потолок. Чистый белый потолок над головой. Никаких на нем вырисованных с особой любовью эльфов, никаких единорогов, никаких прекрасных дев или сцен жаркой битвы. Только бесконечная белизна, не нарушаемая и лишней линией.
Мышцы ее не болели после долгой дремы, но тело казалось ведьмачке слабым, ватным, словно оно и не принадлежало ей окончательно. Цири стала безликим кукловодом, дергающим сверху за ниточки, пытаясь вызвать слабую реакцию рук, ног, затекшей шеи. Лекаря не было, не было и эльфийского короля, не было Знающего. Даже света в комнате было ровно столько, чтобы можно было разглядеть только собственные ноги, укрытые плотным белым одеялом.
Поздняя предрассветная ночь не давала света. Ласточка прикрыла глаза, попытавшись привстать, но ослабшие руки не выдержали ее веса. В вену девушки была вставлена игла капельницы, но склянка, которую Аваллак’х обычно наполнял мутной жидкостью, ныне была пуста. Должно быть, ее еще не успели сменить после произошедшего.
За дверью слышались беспокойные шаги. Тихие, осторожные, кто-то явно волновался, оставляя следы на полу. Зираэль не слушала, она пыталась вспомнить, что произошло. Креван и Эредин затеяли ссору, верно? Да, верно. Они ругались прямо перед ней, повышая голоса друг на друга, готовились пустить в ход руки, а Цири ненавязчиво пыталась разнять их. Словами, не больше того, она не лезла в драку. Что же произошло дальше? Она закрыла глаза, чтобы абстрагироваться, и… И темнота.
– Кто-нибудь, – прохрипела девушка, понимая, что хочет узнать, как долго уже лежит здесь. – Кто-нибудь…
Но ее хриплый голос не мог дойти до ходившего взад-вперед эльфа. Аваллак’х вернулся сюда после долгого дня, и сейчас не мог найти себе оправдание. Пока Эредин сидел у ее дверей до наступления поздней ночи, он провел вечер в компании Офелин. Громкой, веселой эльфкой, смотревшей на Знающего слишком томным взглядом. Несомненно, король узнает об этом, а из его уст узнает и Цирилла, и то лишь глубже опустит его в ее печальных мшисто-зеленых глазах.
Ведьмачка все смотрела в потолок, думая о пережитых снах, о яви. Йен. Ей же снилась Йен, верно? Чародейка привычно хихикала, обещала помочь своей подопечной вырваться из эльфийского плена и вернуть домой. Но чародейка ли то была? «Конечно же нет. Игра воображения, просто попытка ухватиться за возможность, выдумать себе помощь. Глупая», – подумалось девушке.
Несмотря на то, что ото сна она очнулась лишь несколько часов назад, Цири все еще клонило к дреме, и царство снов нашептывало ласковые слова, зазывая обратно. Может, стоит послушать, вновь провалиться в сон? Может, повезет, и Ласточка уже никогда не проснется? Она будет там, с воображаемой Йен, с Геральтом, с живой еще Мистле, держащей ее руку в своей. За дверью послышались новые шаги, и попытку вновь задремать пресекли с особой жестокостью: с шумом скрипучих петель.
Дверь открылась, и на пороге стояли они. Знающий, измученный бессонной ночью, Эредин, чье лицо украшали тени под глазами, и незнакомый ведьмачке лекарь. Бледный эльфийский лекарь, понимающий, что любая ошибка сейчас может стоить ему жизни пациентки и его собственной – после.
– Ты очнулась? – спросил Эредин, весьма успешно делая вид, будто его это не волновало. – Вы говорили, что ждать еще несколько дней, – обратился он к лекарю.
– Да, господин, но я мог лишь предположить. Масштаб трагедии нам до сих пор неизвестен.
– Я мог бы помочь определить причину и провести соответствующее лечение, – произнес Аваллак’х, застывший за их спинами. – Эредин, ты же знаешь, что…
– Что ты помог достаточно, – пресекая его речь, произнес король. – Знаю, Креван. Поздоровайся с Зираэль и возвращайся к своим пробиркам.
Знающий подавил свое недовольство учтивым наклоном головы. Нельзя показывать неповиновение перед другими подданными, Эредин такого не простит, и использует этот повод для казни или изгнания. В неуютной белой комнате находился посторонний. Лекарь, не посвященный в распри правителя и его «верного» подчиненного, как раз смущенно сжимал губы, внимательно глядя на Ласточку. Удивительная, удивительная для человеческой женщины. Ее глаза, и правда, походили на крупные блестящие изумруды, оброненные в свежевыпавший снег.
Какое-то время в теплом, спертом воздухе, пропахшем спиртом и настойками трав, еще висело раздражение. Никто из эльфов не решался разрезать наступившую тишину острым лезвием слова. Они не здоровались с ней, не обращались, не задавали вопросов. Ведьмачка в очередной раз ощутила себя пусть и ценной, но все же гнедой кобылкой в чистом стойле. Зачем тогда спрашивать ее о самочувствии? Ведь с домашними животными бесед не ведут, верно?
– Зираэль, как ты себя чувствуешь? – спросил Аваллак’х, пользуясь своим правом на задушевную беседу.
– Неважно, – ответила она тихим хриплым голосом. – А что вообще со мной было? Мне опять делают инъекции? – спросила девушка, взглядом указывая на еще несколько часов назад опустевшую колбу.
– Это другие инъекции, Зираэль, – перебил их недолгую беседу король. – Они восстанавливают твои силы. Те, что так любезно обеспечивал тебе Креван – в прошлом. Их больше не будет.
Эльф снова смолчал в ответ на выпад короля. Лекарь не осудит его за малодушие, Цири – тоже, но сам Лис понимал, к чему Эредин клонит эту ветку. Тот собирался обвинить Аваллак’ха и его магию в недомогании Ласточки, вверить ему вину за то, что сам Эредин не может справиться с собственной похотью без лишней жестокости. Аквамариновые глаза эльфа неотрывно следили за тем, как медленно раскрываются губы Цириллы для ответа. Он ловил ее слова.
– Хорошо, – только и ответила девушка. – А можно мне еще поспать?
– Ты спала уже два дня, – улыбнулся Эредин, но тут же вернул себе видимость спокойствия. – Лиеден должен осмотреть тебя повторно и расспросить прежде, чем ты сможешь отдохнуть.
– Да, господин прав. Мне нужно узнать некоторые детали. Могу я, в таком случае приступить, дабы не…
– Постой, – перебил его король. – Я переговорю с Зираэль наедине. Вы оба можете быть свободны.