– Аваллак’х любил ее, да? А она его не любила, – с грустью произнесла девчонка, когда король положил руку на ее колено. – Люди об этом не говорят, но каждый эльф знает грустную историю Лары. Наверное, это приносило ему сильную боль, – вспомнив аквамариновые глаза эльфа, заметила Цири.
– Но все же не такую, чтобы оправдать написанное им, верно?
– Я хочу поговорить с ним об этом.
Услышав ее слова, эльф на секунду замер. Невольно пальцы его сжались на коленке ведьмачки, но даже почувствовав боль Цирилла не подала виду. Она ожидала, что последняя фраза вызовет в короле бурю эмоций, что тот может вновь запереть ее в собственной комнате и лишить даже этого – редких походов в полный чужих воспоминаний сад с кричащими яркими птицами.
– Ты действительно считаешь, что здесь есть, что обсуждать? – спросил Эредин, рассчитывавший раз и навсегда прекратить ее общение со Знающим.
– Есть, – коротко ответила Цири.
Возможно. Возможно, она просто скажет, как ненавидит его за услышанное, как верила словам обманщика, как заблуждалась насчет эльфа, наверняка обещавшего ей скорое спасение из лап жестокосердного короля, верно? Возможно, она просто объяснит Кревану, что между ними нет и капли былой дружбы, нет и быть не могло… Эредин закрыл глаза, чтобы вновь открыть их и приковать Ласточку к месту холодным взглядом. Ему нужно было верить собственным мыслям, нужно верить им хотя бы сейчас, пока ничего не произошло.
Эльф наклонился к девчонке, и та заставила себя оставаться на месте, не пятиться назад, к колючим кустам. Его дыхание обожгло ее щеку, его мягкие губы коснулись ее шрама, принося странное чувство облегчение, странное желание… Будто ей нужно еще, нужно больше одного поцелуя. Эредин отстранился, пальцы его вздрогнули, точно король собирался убрать руку и погладить Ласточку по раскрасневшейся щеке, но изменил решение в угоду случаю. Нельзя поощрять ее за высказанное желание.
– Я даю тебе свое разрешение на этот разговор, – великодушно ответил эльф. – Только Креван не искал твоего общества все это время, – шепнул он, наклоняясь к ее уху.
– Тогда ему придется прийти по твоему приказу, – ответила ведьмачка, понимая, что король лжет. – А можно мне посмотреть те сиреневые кусты? Они пахнут лучше, чем лилии, и выглядят тоже лучше.
– Здесь можно гулять целый день, не останавливаясь ни у одного растения дольше одного раза, Зираэль. Посмотри, их тут слишком много, чтобы решить, какой именно куст источает самый яркий аромат. Но, как по мне, все равно слишком приторно, – поднимаясь и протягивая ей руку, произнес Эредин.
========== 15. В обход Его воли ==========
***
– Я не хочу больше, – шептала она в ответ чародейке. – Мне… Мне противно.
– Ничего. Мужчины еще как умеют быть противными. Даже эльфы, Цири. Но тебе просто нужно потерпеть, нужно научиться находить в этом удовольствие, – отвечала Йен, поглаживая ее по длинным распущенным волосам. – А потом ты сможешь направлять его сама, чтобы Король хотел и тебе доставить…
– Но почему я должна делать то, что велели мне они? Что он мне велел.
– Потому что так, Цири, они не будут долго искать тебя после побега.
***
Холод объял бледное тело перед пробуждением. Сон ее выдался слишком долгим, слишком запоминающимся, и когда Эредин вошел в спальню, озвучив свое пожелание девчонке, Цири подпрыгнула над подушками.
Приказ. Цирилле казалось, что для эльфов слово это значит гораздо больше, чем для ее собственного племени. Когда Король Ольх, черноволосый, молодой и полный сил озвучивал свою волю – его слушались неукоснительно. Даже несогласные с новой политикой, даже недолюбливающие самого Эредина, даже не имевшие к речи властителя никакого отношения. Слово нового короля, приказ его, волеизъявление – закон для любого местного эльфа.
Даже если эльф этот – Знающий. Эредин удовлетворил просьбу ведьмачки, вызвал Знающего на беседу к ней же. А Аваллак’х был своенравным, но не безрассудным. Даже не одобряя планов своего короля, он исполнял его волю с завидным успехом. Нужно быть дураком, чтобы не понимать: за неповиновение последует расплата. И сейчас, когда Эредин распорядился столь удачно, эльф поспешил исполнить его желание. Цири ждала Знающего в обеденном зале, пустом только с виду. Ведьмачка не обманывалась, она знала, что всюду вокруг нее собраны жаждущие интриг уши.
Светлые стены отдавали холодом, чай на столе давно остыл, бледно-желтый атлас платья Цириллы искажал цвет ее кожи, и все вокруг дышало гнетущим предвкушением очередной лжи. Разговор будет тяжелым, ведьмачка знала, что слова, услышанные ею, несколькими минутами позже окажутся горьким обманом, не ждала приятного удивления… Но она ведь не могла оставить это просто так?
Ожидая Знающего и его пустых оправданий о том, что письма - ложь, Цирилла опустилась в глубокое черное кресло, прижавшись к спинке как можно плотнее. Она дотронулась до своего запястья, мягко сжав тонкую белую кожу, чтобы вновь прийти в чувство. Этой ночью ей снова снилась Йен. Чародейка улыбалась, глядя на свою подопечную, гладила ее по длинным пепельным волосам, обещала скорое избавление, была слишком реальной для сновидения. Цири словно и сейчас ощущала на себе знакомое тепло ее ласковых рук.
В двери постучали, и из тени дальнего угла вынырнула курносая служанка ведьмачки. Эльфка неспешно отворила двери, поприветствовала вызванного еще утром гостя и обернулась к девушке. Полы ее длинного черного платья приподнялись над паркетом, под ними показались тонкие девичьи щиколотки. Служанка поклонилась, прежде, чем рассказать, кто явился к ее хозяйке.
– Аваллак’х, мисс.
– Пусть зайдет, – тихо ответила девушка. – А ты можешь быть свободна, сегодня ты мне уже не понадобишься.
Черное платье в последний раз мелькнуло в дверях, эльфка сбежала, только увидев такую возможность. Знающий не спешил заходить. Он мялся в дверях, прокручивая в голове заученные до этого фразы. Конечно же, он понимал, какому именно случаю обязан визитом в эту комнату. Офелин, миловидная девушка, смогла все для него выведать и рассказать, испортить сюрприз ждавшей этого Цири. Связи при дворе иногда делают больше, чем положение в обществе.
Хорошо бы Аваллак’ху вернуться во времени и сказать это самому себе. Юному, несдержанному и взбалмошному эльфу, так боящемуся собственного происхождения. Сказать, сколь неинтересна большинству кровь, и как важно старание, силы или амбиции – каждому эльфу свое. Быть может, удалось бы построить жизнь иначе, и не ненавидеть так каждый ее миг.
– Ты выглядишь гораздо лучше, чем в прошлую нашу встречу, – начал он с безобидной шутки.
– А я не помню, как выглядел тогда ты, – честно ответила девушка.
Она не собиралась играть в дворцовые игры, шутить или улыбаться ему после прочитанного. Пусть то письмо было адресовано не ей, а давно почившей родственнице ведьмачки, но в чем разница? Он словно плюнул в нее, словно стянул с себя маску и показал истинное лицо «рыцаря», показал, кем был все это время. Лгуном, готовым пойти на все ради собственного комфорта, готовым толкнуть к любому поступку отчаявшуюся душу, ждущую помощи.
– Я не обладаю столь притягательной внешностью, Зираэль, чтобы ее хотелось запомнить в мельчайших подробностях, – ответил эльф тихо, держа руки сложенными за спиной. – Полагаю, мой визит сюда имеет цель, верно? И это не пустой обмен любезностями.
– Верно, как всегда. Объясни мне это, – произнесла Цирилла, кладя на небольшой столик перед собой то самое письмо.
Креван молчал. Он не говорил Цири о том, как ждал встречи, как ходил к Эредину каждый день, что ему было запрещено навещать ее в больничном крыле. Это не тот момент, чтобы сознаваться в привязанности, не тот, чтобы жаловаться на положение и опускаться в ее глазах. Эльф шагнул вперед, чтобы до столика можно было достать, лишь наклонившись. Знакомая выцветшая под гнетом времени бумага скрипнула в его пальцах. Нужно только сделать удивленный вид, притвориться читающим, смущенным, ошарашенным, нужно дать ей повод пожалеть о сказанном. Аваллак’х уже научился этому, проведя здесь большую половину жизни.