– Кто показал его тебе? – спросил эльф, словно не зная ответа.
– Разве имеет значение, кто показал их? – спросила ведьмачка, отводя взгляд. – Гораздо важнее: кто писал и кому. И в какой момент, Аваллак’х.
И верно. Это было важней и ему самому. Мужчина потупил взгляд, и то вышло по-настоящему. Эльф вспомнил тот день: тусклый свет лампады. Перо, скрипящее у него в руках, осмысливание слухов, ходящих вокруг Лары и боль, разрывающая горло. Он не хотел, чтобы о свершенном узнала Цирилла, и ситуация ныне казалась магу трагичной, но все же… Какой предсказуемой. Разве мог Эредин не сказать об этом, лишь краем глаза заметив, что Знающий может стать ему соперником? Это могло быть и приятным известием, не будь Ласточка столь обижена.
– Скажи мне, Цири, сколько тебе сейчас лет?
– Семнадцать, – ответила девушка, заставив себя подавить раздражение. – Но какая разница, сколько мне се…*
– По человеческим меркам, Ласточка, мне было двадцать два года или чуть меньше того. Не сильно старше тебя сейчас, верно?
Ведьмачка вновь отвела взгляд. Она думала о том, каково было Ларе в момент прочтения, где та могла находиться, что испытывать, пытаясь просмотреть каждое слово старого «друга», прокрутить его в разуме, чтобы лучше запомнить. А каково будет ей потом, если Знающий провернет то же самое, обещая в обмен свою помощь? Мысли заставили девушку невольно положить холодную руку на собственный живот, и жест этот заставил эльфа сесть в кресло напротив.
– Я любил Лару, Цири. Теперь поздно это отрицать, да и незачем, когда все вокруг пониманию и без моих признаний.
– Ты дал ей умереть, – холодно говорила девушка. – Ты дал ей умереть там, в чужом мире, перед смертью предложив убить ребенка в обмен на жизнь.
– Ведь ты совершала ошибки, – не спрашивал, не оправдывался, но говорил он. – И много ошибок, Цири.
– Мои ошибки никогда не несли за собой такие последствия.
– А как же Крысы? – не улыбаясь, не злорадствуя, произнес он. – Как думаешь, Цири, за ними мог выйти столь тренированный охотник, если бы не ты?
Цирилла заерзала на месте, услышав. Она помнила Бонарта слишком хорошо. Помнила, как неровно подстрижены его усы, как холоден взгляд, как худосочны ниже локтей руки. Помнила его запах, помнила чувство страха, что порождал в ее теле звук его голоса. Цирилла сжала ладони друг на друге, чтобы мимолетная боль, охватившая их, могла вывести ее из оцепенения.
– А сколько ошибок ты успеешь совершить? – спрашивал эльф так же тихо. – Сколько твоих поступков повлекут за собой чью-то смерть? Пусть, не человеческую, даже не эльфийскую. Например, смерть единорога. Разве ты будешь виновата в ней?
– Я этого не хотела, – полушепотом произнесла ведьмачка.
– Я тоже не хотел, чтобы она умерла. Я был неправ, меня вела… Злоба, Зираэль. Злоба, зависть, я писал то письмо не под действием любви. И я надеялся, что ты сможешь отличить.
На этот раз Знающий говорил ей правду. Он действительно не желал смерти Ларе, только ее ребенку, плоду «не тому» подаренной любви. Иногда Знающий жалел о том, что его прекрасная гордая чайка выбрала нерожденное дитя, что грязный потомок Старшей Крови выжил и продолжил свой род, а она, чудо селекции – нет.
Правильным теперь было единственное решение – подняться с места и вернуться к делам. Это и сделал Аваллак’х. Он молча встал, бросив на девушку печальный взор аквамариновых глаз, и направился к выходу, спеша оставить ее в одиночестве. Ведьмачка и сама встала с места, чувствуя, что могла быть неправа в своей импульсивной обиде.
– Аваллак’х, подожди, – произнесла она слишком громко, словно ребенок, не желающий оставаться в темноте собственной спальни.
И он остановился, чувствуя на себе ее взгляд. Цирилла молчала всего минуту, но то мгновение казалось самой ведьмачке вечностью. Извиниться за высказанное? Нет, ведь она не сказала ему и десятой доли того, что вертелось на языке девчонки. Цири закусила губу, заставляя себя поднять подбородок выше. Аваллак’х не убивал Лару, он был юн, юн и незрел, был таким, каким бывал каждый…
– Я прощаю тебе те слова, – скорее для себя произнесла девушка, но была перебита ответной колкостью.
– Как великодушно с твоей стороны, о…
– Эредин запретил нам повторять те процедуры, верно? – не дождавшись конца его речи, произнесла девушка.
По взгляду эльфа Цирилла поняла, что Аваллак’х ждал от нее чего угодно, только не этого вопроса. Мужчина вновь развернулся к девушке лицом, прикрывая глаза ладонью. Напротив широко распахнутого окна, в свете дневного солнца, она казалась нимфой, заточенной в каменном коробе. В зеленых глазах Цириллы отражалась решимость, но для чего – эльф не мог знать.
– Запретил, верно. Ты хотела бы их продолжить?
– Да. Если они помогут мне в моем Предназначении, и подарят свободу, я хочу продолжить.
Знающий застыл, смотря за тем, как ярко блестят ее глаза в этом свете. Девушка не улыбалась, не пыталась выглядеть обиженной или оскорбленной. Ей хотелось лишь получить от Лиса ответ. Аваллак’х отвел взгляд, взвешивая свое решение. Наверняка кто-то слышит их сейчас, наверняка Эредину донесут, но… Но ведь всегда можно сослаться на глупые слухи? Особенно, если ведьмачка поможет скрыть правду.
– Нужно обговорить это с Его Величеством, – ответил Аваллак’х, осторожно кивая Цирилле. – Я полностью поддерживаю твое желание.
– Я могу… Я могу посетить твою лабораторию сейчас и удостовериться, что все осталось на месте? – спросила девушка, понимая намек.
– Разумеется.
Ласточка снова не одарила своего гостя улыбкой, лишь поджала губы, смотря за тем, как его фигура плывет впереди нее. Путь в лабораторию, пропахшую реагентами и сухой травой, она давно знала, и помнила, что та не сулит ничего хоть мало-мальски приятного. Снова слабость после пережитого, снова боль в мышцах, снова тошнота у самого языка. Только чем быстрее кончится ее мука, тем легче, ведь верно?
Эти два дня, проведенные за пределами белых стен карантина, Цири провела в покое и тишине. Король, так не привыкший исполнять чужую волю, все же прислушался к лекарю и позволил девчонке прийти в норму. Эредин уверял себя, будто это лишь для того, чтобы Цири вновь не сломила болезнь, и ему не пришлось возиться с нею, снова выжидая у дверей больничной палаты. Только было ли это обязательным действом?
Сегодня она занята. Сегодня маленькая ведьмачка разговаривает со Знающим, изливает на него всю злость, что успела скопиться в ее хорошеньком теле. Пусть оно ослабло, пусть мышцы девушки не были столь же сильны, как месяц назад, но все же. Иногда слово может ранить сильнее руки, особенно, если слово это падает со столь желанных уст.
– Я восхищена вашей самоуверенностью, мой Господин, – восторженно заявила Офелин, изображая искреннюю улыбку.
Эльфка присоединилась к королю и его скромной свите на прогулке, которой он так давно не совершал. Подданные кланялись ему, придворные дамы кокетливо улыбались, опуская глаза к полу, а Эредин наслаждался аурой величия, кружившей вокруг него. Хорошенькая, пусть и глупая с виду Офелин ласково улыбалась, смотря за тем, как правитель ее медленно прохаживается по дорожкам.
– Ах, моя самоуверенность – плод моего великолепия, но все же… Что ты имеешь в виду теперь? – спросил он тихо и сдержанно.
– Отпустить Зираэль на встречу с Креваном одну, предоставив их самим себе – большой риск, мой Господин.
– Риск? – невольно рассмеялся король. – Мы говорим об одном и том же эльфе? Боюсь, что Креван давно уже не может представлять угрозы ни мне, ни Ласточке, ни кому бы то ни было.
– Тут вы правы, мой Господин, – тихо произнесла девушка, невольно бросив взгляд в сторону Карантира, прислушивающегося к чужому разговору. – Просто я видела на его столе рисунки… Ее портреты. И мне показалось, будто это может что-то значить.
– Лара Доррен, как говорят, была весьма похожа на нашу гостью, – заметил юноша.
– Только это была не она, – коротко бросила девушка.