– Я не должен был злиться на тебя, Зираэль, – говорил Эредин точно самому себе, не с ней. – Ты не знала о моем приказе, я должен был злиться на Кревана, не на тебя, – говорил он все тише. – Но я все же злюсь, верно?
– Я не хотела тебя… – начала она, но была прервана поднятой вверх ладонью.
– Тише, – произнес король грубее, чем хотел. – Да, да, я все понял, все слышал, ты уже объяснила. Поднимись ко мне на колени.
Что-то всплыло в ее памяти в этот момент, что-то из детства, странная, забытая в годах скитаний картинка. Цирилла вспомнила себя маленькой непослушной княжной, сотворившей очередную глупость прямо у бабушки под носом. Тогда старая Львица поймала ее, решив самолично научить манерам. «Дедовским способом» – сказала она тогда и уложила кричащую Цириллу себе на колени.
Осознавая, что сейчас произойдет, девушка двинулась назад. Инстинктивно, в немом бессилии, нежелании поддаваться, она попыталась встать, но тяжелый взгляд эльфа вновь придавил ее к полу. Разум лениво шевельнулся в глубине ее ослабшего тела, его холодный размеренный голос снова напомнил девушке о том, что пора придержать свой взрывной нрав и показать покорность. Хотя бы показать.
Сначала девушка положила руку ему на колено, после – вторую. Сил в ней было не много, но страх черпал из истощенного тела последние ресурсы, добывая их в самых недрах уставших после сна мышц. Ласточка сделала так, как он велел: легла королю на колени, чтобы получить свое наказание.
Его одежда мягко касалась ее оголенного живота, ведьмачка чувствовала дыхание эльфа. Девушка вздрогнула, ощущая, как теплая ладонь нежно скользит по ее спине, как его руки изучают ее тело, точно впервые.
– Я не хотел, чтобы все было так, – с горечью заметил король. – Но я устал от того, что с тобой так сложно договориться, Ласточка.
И она устала от этих попыток договориться. Мужчина занес руку для удара, и ведьмачка приняла его без крика, без лишней реакции, без слов, без мольбы о милости к ней. Она плотнее сжала губы, чтобы не вымолвить и слова, и то помогло. Вновь оно – унижение, вот, что тот дарит ей, едва стоит поднять веки. Эльф бил ее не в полную силу, он не хотел повредить, причинить боль физическую, гораздо больше Эредина волновал вопрос ее несломленной еще гордости.
Второй удар она ощутила сильнее, ярче, чем предыдущий. Девушка съежилась, но вновь заставила себя промолчать. Упряма, глупа, самонадеянна даже в эту минуту, под ним, ощущая всю эту мощь. Третий и четвертый удар не походили на два первых. В них король вложил больше гнева, больше силы, больше злости, которой раньше не было выхода. Девушка вскрикнула. Тонко, но так ощутимо, что эльф на секунду замер перед ней.
Наверное, им не суждено обрести в друг друге ни счастье, ни покой. Когда две опасные стихии сходятся вместе, это ведь не несет ни одной, ни другой и капли утешения, верно?
– Зираэль, – выдохнул он, но продолжил снова. – Ты должна понять и запомнить.
Снова, снова и снова. Запомнит, она запомнит это на долгие года. Это ощущалось столь больно, столь липко… Точно мужчина сдирал с нее кожу старым ржавым ножом. Краем своего растерянного разума девушка сознавала: там ничего нет, даже царапин на ее теле не останется. Максимум –синяки, которые с ее нежной молочной кожи эльфские целители сведут своими настойками.
Цири пыталась сконцентрироваться на собственном дыхании, заставить себя отвлечься расчетом затраченных на это секунд. Она втягивала воздух, делая между вздохами равные паузы, и вскоре страх почти прошел, оставив после себя лишь чувство обиды. Все кончилось, король отпустил ее, мягко погладив ведьмачку по голове. Одиннадцать звонких ударов ладонью, два крика, одно хриплое «прости».
– Если бы ты была здорова, – холодно произнес он, положив девушку на кровать, животом вниз. – Я бы наказал тебя по-другому, – добавил тот шепотом, наклонившись к ее покрасневшему уху.
– Прости, – обессиленно ответила девушка, не чувствуя уже ни вины, ни раскаяния.
– Сегодня ты проведешь ночь одна, Цири, а завтра мы поговорим снова. Под «поговорим» я имею в виду нечто особенное.
Особенное? Что же, в его понимании это может быть что угодно. Ласточка осторожно прикрыла глаза, понимая, что Эредин все не уходит, медлит. Она лежала лицом в подушку и не могла видеть его жадного горячего взгляд, только ощущать его между лопаток. Липкий, горячий, жадный, он изучал ее, он ждал от нее реакции, но ведьмачка не могла найтись в массе обессиленного тела. Они поговорят завтра, когда появится хоть капля свободного времени.
– Не вставай, Ласточка. Спи.
Но она и не собиралась подниматься.
========== 22. На скорую руку ==========
После его ухода время всегда тянулось медленнее, сдобренное блаженной тишиной. Цирилла не знала, осталась ли в ней гордость, и если осталась, то сколько. Сколько ее было всего? И в чем бы измерить? Не в граммах же или литрах, в поступках, что вершила она сама и позволяла вершить над ней. Сон Ласточки был беспокойным и рваным, она то и дело думала о том, что стало теперь с ней.
В ее родном мире, том, за невидимыми человеческому глазу воротами, никто не смел бы поднять на нее руку, никто не мог унизить, не ответив за оскорбление… В памяти Зираэль мельком всплыл Бонарт, тот рыцарь, чей шлем напоминал хищную птицу в полете, свою названную матушку, так любившую осадить ее в учении. Все это можно было засчитать за приступы слабости и покорности?
Возможно, унижения и были ее Предназначением, жуткая шутка судьбы. Уставшая после долгого вечера, после всего услышанного, Цирилла заснула быстро. Во сне она видела дома светлой в лучах солнца Цинтры, ее старые пыльные улицы, охваченные огнем, и почивших родственников.
Она видела тот зловещий корабль, охваченный бурей, слышала шум прибоя, чувствовала колыбельную качки волн, но не принимала в подарок спокойствие. В душе зрело волнение, волнение поднималось от пустого живота вверх и комом застревало в горле, волнение мешало дышать, мешало ей мыслить здраво. Страх роился в ее душе, точно предупреждая о чем-то.
Грядет нечто интересное. Пробудилась она не с рассветом, не под пение воспрявших ото сна птиц, не от желания просыпаться. Ведьмачка услышала шорох в той части комнаты, что была скрыта от нее стеллажом. Разлепив глаза, девушка увидела перед собой только мрак ночи, и сквозь его густоту медленно прорисовывались очертания вещей, оставленных ей Королем. Подсвечники, тумбы и низкие столики… Никого нет на виду. Цири ждала терпеливо, пытаясь распознать природу звука.
Кто-то был здесь, в этом не было сомнения. Эредин не оставлял окна открытыми, потому сквозняк не мог проникнуть внутрь и озадачить ее своим присутствием. Нет. Если бы король вернулся в свои покои, он не стал бы на цыпочках ходить вокруг кровати, боясь потревожить сон собственной пленницы, эльф разбудил бы ее тотчас. В комнату вошел некто посторонний, некто, кого здесь не ждали. Не ждали сейчас.
Цирилла понимала, что кричать будет бесполезно. Стража остается далеко, у выхода из коридора, да и не ответит на ее зов, считая, что то игры Эредина. Никто не желает подслушать слов своего правителя, и заработать его же гнев, все вокруг дрожат в трепетном страхе, развязывая королевские руки. Он может делать с ней все, что пожелает. Он может делать все, что пожелает, с кем угодно из них.
Ведьмачка осторожно откинула легкое, но теплое одеяло, она медленно, стараясь не шуршать полами своего невесомого платья, свесила ноги с кровати и босыми ступнями коснулась холодного камня. Что-то не так. Мурашки прошлись по бледной коже, оставляя за собой полосу чувств.
– Кто здесь? – спросила Цири, но не получила ответа на свой вопрос.
Тишина молчала, продолжая набирать силу, гудеть над ухом, густеть. Что-то впереди, там, за проклятым стеллажом, ждало ее, точило когти. Что-то или кто-то пришел сюда в ночи, пока Цирилла спала в одиночестве, и явно не с добрыми намерениями. Девушка осторожно оглянулась назад: оружия у нее нет.
– Предупреждаю, если сейчас ты не…
– Моя госпожа, – послышался знакомый ей голос.
– Что ты тут делаешь? – чуть не вскрикнула Цири.