– Что ж, хватит, – громко произнесла эльфка, встретившая Цириллу из портала. – Пришло время рассказать все, что ты хочешь знать.
– Ты предстала перед Ложей Чародеек, милая, – подхватила ее голос последняя из гостей. – Я – Филипа Эйльхарт из Третогора – основательница Ложи.
– А я – Францеска Финдабаир, и сейчас ты находишься на территориях, вверенных мне Нильфгаардом. Дол Блатанна, земли, на которых ты вольна находиться свободно, не боясь преследований.
Ласточка удержалась, в этот раз не закусив губу. В памяти вспыхнул пожар, устроенный в ее родной Цинтре, вражеские войска, рыцарь, шлем которого украшала хищная птица, в полете расправившая огромные крылья. Тошнота заставила ведьмачку податься вперед, нахмурить брови. Хорошо, что чародейки решили, будто это лишь от волнения, не от слабости, сопровождавшей ее много дней.
– Вы отдадите меня Нильфгаарду? – спросила она почти шепотом.
– Эмгыру? Тирану и самодуру? – холодно спросила Маргаритка из Долин, и в голосе ее слышаласть личная обида. – Нет. Прости меня, Зираэль, но мы скорее убьем тебя, чем отдадим ему.
– Я бы больше не доверяла им объяснения, – громко пожаловалась короткостриженная чародейка. – Должно быть, ты слышала от Йеннифэр о том, что Капитул был уничтожен, как и Совет Чародеев. Вильгефорц сошел с ума и уничтожил все, пытаясь поймать тебя для Эмгыра.
Девушка хмыкнула, вспоминая того чародея. От него она и нырнула в башню, от него скрылась в ярко шумящей краске портала, бежала, лишь бы бежать, по его вине встретила единорога, ныне ставшего ковром в королевских покоях. Воспоминания о нем привели с собой и другие: о Геральте, о его задорном смехе, о бесконечных историях, в которых ведьмак побеждал монстров, спасая села от бед. Как он сейчас? Где он?
– Почему здесь нет Йеннифэр? – устало спросила ведьмачка. Уже не надеясь узнать о ее судьбе хоть что-то.
– Потому что никто не знает, где она сейчас, – послышался знакомый голос.
Что-то шевельнулось в душе девушки, что-то глубоко внутри подняло голову, расправило плечи. Среди чародеек, с любопытством смотрящих на легендарное Дитя, была одна, в чьих глазах запечатлелось только щемящее душу сожаление. Трисс пряталась за стульями, отсела от Цири в самый дальний угол, пытаясь остаться незамеченной. Ей было слишком стыдно смотреть той в глаза.
Ее рыжие волосы блестели на свету, серебряная нить украшала прическу, и капелька опала свисала девушке на лоб. Хорошо подчеркивает голубые глаза, в бассейнах которых плещется стыд. Трисс попыталась улыбнуться, встретившись с ведьмачкой взглядом, только вышло криво, искусственно. Провал ее заметила и внимательная к деталям Филиппа, тут же решившая перетянуть одеяло на себя.
– Йеннифэр покинула нас давно, и вестей от нее мы не получали.
– А что Геральт? – спросила Ласточка, приподнимаясь, пытаясь рассмотреть Трисс получше, удостовериться в том, что видела именно ее. – Ведьмак Геральт, Белый волк. Его еще называют мясником из…
– С ним все хорошо, – с ухмылкой заметила коротковолосая чародейка. – Я бы даже сказала, что отлично.
Молчание снова повисло над столом. В воздухе пахло предательством и интригами, на глазах привыкших к подобному чародеек вершилась история, Цирилле предстояло принять свою судьбу. Ласточка снова посмотрела на стройную бледнокожую эльфку, сидевшую перед ней. До чего же она не похожа на эльфов Народа Ольх, к которым девушка успела так привыкнуть.
– Ты, верно, хочешь узнать, зачем ты нам, да? – спросила Филиппа, по-доброму наклоняя лицо. – Хочешь знать, почему мы приняли тебя в этих землях, да? Конечно. Ведь ты училась в Аретузе, с настояния Йеннифэр, должна помнить о том, что магия и политика – тесно связаны.
– В этом залог нашего выживания, – поддержала чародейку Кейра Мец. – За каждым королем должна быть чародейка, или, на худой конец, чародей.
– Толкающий в верное русло, – добавила Францеска.
Вспоминая родные края, ведьмачка невольно усмехнулась их изречению. У ее покойной ныне бабушки, у матери, у отца – не было ни одного чародея, только друиды, которых следующий муж Львицы привез с собой с далеких островов Скеллиге. Быть может, потому судьба была к ним столь жестока?
– По преданию, о котором ты, наверняка, уже знаешь, Зираэль, твое дитя должно победить Белый Хлад, грозящий всему человечеству, должно изничтожить болезнь, сделать мир чуточку лучше, безопаснее для нас всех. Только представь, какой мощью оно должно обладать, чтобы этим заняться.
Но Ласточка не могла представить. Большей частью потому, что не знала, что из себя представляет Белый Хлад. Все вокруг говорили о нем, Цирилла часто слышала это название, но представление о подобной проблеме имела крайне смутное. Девушка непонимающе сощурила глаза, пытаясь представить себе подобную силу, уничтожающие мир за миром, измерение за измерением. Нет. Нет, она не могла.
– Мы знаем, что может увеличить силу твоего ребенка, Ласточка. Правильно подобранный партнер, – с упоением рассказала Фрингилья, вновь чувствуя себя девчонкой, занятой увлекательной игрой в куклы.
– Вы сказали, что я для вас – не племенная кобылка.
– И не отказываемся от своих слов. Ты не будешь случена с жеребцом в темной конюшне, Цири, – продолжала Филиппа. – Ты выйдешь замуж за принца, родишь ему наследников, будешь счастливой правительницей богатой страны.
– Я не хочу, – ответила она громко.
– Боюсь, у тебя совершенно нет выбора.
Чародейки смотрели на нее с сожалением, неподдельным, такое ни с чем не спутать. Каждая из них однажды сталкивалась с подобным, каждой хорошенькой или богатой девушке, представлявшей именитый род, рано или поздно это предстоит. Быть женой нелюбимому человеку, быть заложницей жестокой политической игры, проиграть в которую подобно смерти.
Ласточка снова почувствовала дурноту, такую же сильную, как в тот день, на злосчастной охоте. Тошнота подкатила к горлу, но не обернулась ничем: ведьмачка не ела слишком давно, чтобы в желудке ее еще хоть что-то осталось. Девушка согнулась над столом, прикрыла глаза, чувствуя, как кровь пульсирует в висках. Короткое вымученное мычание сорвалось с ее губ, разговоры смолкли.
– Это от волнения? – непонимающе обратилась к присутствующим Филиппа, что всегда была слаба в подобных вопросах.
– Не похоже, – с волнением заметила Трисс.
– Причиной подступающего обморока может быть все, что угодно, – подала голос Сабрина, понимающе кивая головой. – Кислородное голодание, недостаточное питание, плохие сосуды…
– И беременность, – произнесла, перебивая, Ассирэ.
Цирилла слышала яркий нильфгаардский акцент, она подняла взгляд вверх. Сверкая белками глаз, на нее смотрело незнакомое лицо красивой женщины. Женщины, не девушки, подобной тем, что собрались вокруг. Нос ее казался острым клювиком, насмешливые, но добрые глаза – двумя кусками теплого льда во мраке вечера. По неумело размазанным на щеках румянам стало понятно – женщина только учится подчеркивать свою красоту косметикой.
– Что вы имеете в виду? – спросила Францеска, поднимаясь с места.
– Нужно проверить напряженность молочных желез, состояние слюнных желез, пигментацию на лице, – говорила женщина, смотря на стол перед собою. – Глубокое пальпирование живота тоже не помешает.
Пока чародейка говорила, лица вокруг заинтересованно поворачивались то в одну сторону, то в другую. Каждая из пришедших казалась опечаленной, словно эта новость была для них жизнеутверждающей, словно возможный брак, грозящий Ласточке, мог принести успех им лично. Трисс боязливо прикрыла рот рукой, Кейра хмыкнула, решив, что иначе и быть не может, а Филиппа нетерпеливо шагнула в сторону согнувшейся от боли ведьмачки.
– Ты уверена? – спросила та, сверкая глазами.
– Мой диагноз – семь недель.
«Семь недель», – эхом раздалось в голове Ласточки, и больше та ничего уже не могла услышать.
========== 25. Собственными руками ==========