Цирилла не была в корчме целую вечность. Раньше, путешествуя по миру то с Геральтом, то с госпожой Йенифэр, то с Крысами, она захаживала в подобные заведения каждый день, и сейчас, сбежав от чародеек, находила в них уют и покой прежних деньков. Теперь дорога поддавалась ей плохо, острый кинжал, висевший у бедра, словно стал тяжелее, ноги не слушались, после нескольких часов в седле тело требовало перерыва, тепла и свежей пищи. В конце концов, сейчас ей приходилось думать не только о себе.
– Хозяйка, добавь мне гренок! – попросил седовласый старец, махнув рукой. – И еще стопку горилки! Холод собачий.
– Каких еще гренок? Ты доел свой суп!
– И не наелся, – отвечал тот жалобно.
Холод собачий… Удивительно, а в этом краю действительно слышался лай. В поселках, обступивших павшую Цинтру, животные были редкостью. Крестьяне съели всех собак, крыс и котов, едва война шагнула через порог. Особенно зажиточные селяне сохранили коров или кур, но зря, армия императора отобрала все до последней крошки, оставив людям лишь дикий и непокорный лес в пропитание.
– Нет больше гренок, старик, – отозвалась хозяйка. – Есть только перловая каша с лисичками и сушеная плотва.
– Давай кашу. Грызть-то мне уже не получится, – пожаловался старец, демонстрируя ряд гнилых зубов.
Ложка ведьмачки медленно опускалась в бульон, поднималась, еда грела ослабшее тело. Тонкий дорожный плащ – нет. В том небольшом мешке, что Цирилле оставила Трисс, денег оказалось не мало, и ей бы хватило на долгие скитания по разнообразным селам и городкам, только время поджимало. В дороге Цири настигла разграбленный караван, залезла в брошенные на дороге мешки, и выудила из них несколько дорогих безделушек в обмен на еду и одежду. Золотые ожерелья и кольца с изумрудами обменять удалось только на овечий свитер и носки да пару мешков картофеля: деревенским не так нужны «пестрые городские цацки».
А еда и теплые вещи нужны всегда и всем, особенно путникам. Цири ела медленно, растягивала удовольствие, грея пальцы. Когда тарелка опустеет, придется подняться, купить в местной лавке теплый смажак, несколько вареных яиц и вяленого мяса, взять батон черствого хлеба и вновь отправиться в дорогу, до следующего такого села. Ей предстоит вновь выйти на дорогу, полную опасностей.
Конечно же, Ласточка знала, что за ней увяжется деревенское простачье, так случалось не впервые. Они видели перед собой одинокую девочку, совсем юную потеряшку, застрявшую на дороге, и потирали руки, воображая легкую добычу. Бежала ведьмачка всего три недели назад, но опасностей, встреченных ею, хватило на все пребывание у эльфов в плену.
– А в кашу масло не полагается? – спросил дед своим гнусавым голосом.
– Не полагается! – гаркнула в ответ хозяйка корчмы. – Жри что дают или проваливай на мороз.
Потому, что старик этот – местный. Наверняка ест в долг, пропивает все заработанные деньги, прячется тут от жены или детей. В кашу, которую Цири съела прежде, положили и масло, и свиные шкварки, и жареный лук. Монеты решали все даже в таких глухих местах, затерявшихся в лесах и горах.
В первой же деревушке, встреченной Ласточкой после того, как та выбралась из чародейской башни, ведьмачка украла коня. Черногривый молодой жеребец пасся неподалеку от чьего-то сада, мял копытом траву, поглядывая вверх на яблоки. Должно быть, такой смышленый, что сам никуда не убежит… Если не уведут. Цирилла взяла коня под уздцы, запрыгнула на могучую спину, привязав мешок к седлу, и пустила вскачь, подкупив парой свежесорванных яблок. Куда угодно, лишь бы не стоять на месте.
Сейчас неподалеку от ее ноги лежал старый кот. Рыжая шерсть его поредела, под розовой кожей проступали ребра: животное давно не ловило мышей, жило впроголодь, питаясь человеческой милостью. Пожалев его, ведьмачка бросила несчастному пару кусков копченого мяса, заметив, что сомнительная компания, сидевшая неподалеку от нее, это отметила. Наверняка думают, что денег у нее полно, раз позволяет себе подобное. Что же, пусть только сунутся.
– Мам, там такой странный дождь, – произнес вдруг мальчик, вошедший в корчму, скрипнувший старой деревянной дверью. – Капли будто становятся все холоднее и холоднее, пока идешь к избе.
– Ты сам остываешь, только и всего, – отмахнулась хозяйка корчмы, забирая у сына охапку дров. – Вон, присядь у очага, погрейся.
Цири и сама хотела бы на его место, сесть у раскаленной докрасна печи, протянуть к ней руки и заснуть, положив голову на мамкину юбку. Ведьмачка закончила с супом, но крупицы голода все еще терзали ее плоть. Этого теперь было мало, она не ела весь день, только перекусывала тонкими пластами высушенного до прозрачности мяса. Когда снова удастся поесть горячего – она не знала, значит, придется взять еще, пока есть такая возможность.
– Хозяйка, – подала голос Цири, с дерзостью глянув в сторону подозрительной шайки уставших батраков. – Рыба у тебя есть?
Полная седовласая женщина, заметив, что гостья готова положить на стол золотую крону за обед в два серебряника, подскочила к столику, точно ужаленная. Ее тяжелые юбки шуршали при каждом шаге, в глазах хозяйки виднелся довольный огонек. Деньги есть деньги, сегодня она кормит Цири, завтра деньги щедрой посетительницы спасают ее заведение от солдат Нильфгаарда.
– Есть щука, окунь и несколько плотвичек, милсдарыня, сегодня только поймали, все свежее, – произнесла та, комкая фартук. – Могу сварить вам ухи, зажарить или потушить…
– Окуня жаренного. С чем? – спросила девушка, вручая хозяйке корчмы монетку.
– С капустой, картофельными кнедликами и маринованным луком, – подпрыгнул та, вылетая на кухню.
Старик жадно ел кашу с маленькими безвкусными лисичками, поданную ему по доброте душевной, кот благодарно терся о ноги ведьмачки, мальчик грел ладони у огня. Дождь за окном то усиливался, то становился слабее, не с таким напором барабанил по подоконнику, не задувал внутрь. Кто-то все порывался закрыть ставни, но дед все останавливал, просил оставить ему больше света. «Хорошо было бы подождать, пока он совсем пройдет», – подумала ведьмачка, но тут же сменила точку зрения. «На мокрой дороге следы копыт будут ярче гореть, смогут вывести бандитов к твоему ночлегу, зарезать во сне».
Но если остаться здесь, снять маленькую комнатушку… Кажется, староста повесил на доске объявление о кикиморе на болоте, нет? Знакомый ей дух приключений тут же подманил к себе пальцем, захотелось обменять все оставшиеся деньги на острый ведьмачий меч и пуститься в бой против чудовищ. Только вместо этого Цирилла положила ладонь на собственный живот, заставляя себя вспомнить все, через что прошла.
В пути ее останавливали дважды. Один из разбойников всегда останавливался впереди, двое-трое подельников – сзади, распахнув руки. Цири знала, что деньги-не все, что интересует их, потому не сомневалась, доставая кинжал из ножен. Она потеряла прыть, успевала получить пару ударов в драке, но Старшая Кровь кипела в бою, толкала к убийствам. Само ее тело стремилось защитить не только жизнь Ласточки, но и существование плода, росшего в ней. Ослабшая в заточении, в пути, а ведьмачка одерживала победу, прорезая само пространство скоростью своих шагов.
Осмелевший рыжий кот запрыгнул девушке на колени, замурчал, свернувшись клубком. Пусть сидит, так им обоим будет теплее. Ведьмачка гладила животное, чесала тому за ухом, и мальчик, пришедший с улицы, с удивлением следил за ее движениями. Должно быть, кота ласкали не так часто, гоняли из-под лавок да трепали по загривку – только и всего.
Хозяйка принесла рыбу скоро, чай не успел остыть. Мутноглазая жареная в травах рыбина смотрела на Цири с тарелки, разинув свой маленький рот. Отрезав ей голову, девушка осторожно бросила ту под стол, чтобы кот забрал свое лакомство. Так наедаться ему не приходилось очень давно. Рыба оказалась жирной, мясистой, не пересушенной, как это бывало в других заведениях. Корочка хрустела на зубах, сочная тушка ее пахла розмарином и укропом.