Ярость – неотхлынувшая, темная —
Все еще кидает на скоромное.
Робость – у чужого муравейника —
Превращает паладина в пленника.
Важности повсюду, как бы важности
И дела как бы великой сложности.
И словам не достает протяжности.
И губам не достает возможности.
Колодец
Колодец, где стоячая вода
Артачится в глухом вихревороте,
Куда не пробомбитесь вы, когда
Не вы начнете то, что вы начнете.
Колодец, где настояна полынь
На неизменном запахе железа,
Куда свалиться разве что с луны,
Куда забраться разве только если.
Что спьяну, – где такие лишаи,
Что ни испить, ни с толком утопиться,
Где гасят на ночь песенки свои
И свет с ладошки лижут у сестрицы,
Колодец, где такие лешаки
Стоят у поворотного устройства,
Что ни с ума, ни с жиру, ни с тоски
Немочно раскачаться на геройство,
Где гадины, дохлятина и гнусь
Заполонили полые объемы.
Колодец, чье названье не берусь
И прошептать, настолько незнакомо
Покажется исконное словцо.
Где осень отсыпается (откуда
Здесь быть лесам?), где каждое лицо
Двоится, как расколотое блюдо,
То пряча, то выпячивая не-
Красоту, не-святость, не-невинность,
Колодец, где я столькое на дне
Похоронил, что сдохну, а не сдвинусь, —
Колодец это лодка: можно плыть,
Не поспешая, в деревянном срубе,
Где стены от усталости теплы,
А зимы – выносимы, – пусть не в шубе,
Зато в толпе, – колодец, где никто
Наверх не рвется (в черную воронку
Невиданного неба), а зато
Заводит – кто собачку, кто ребенка,
Кто девочку – чтоб лечь наискосок,
Кто мальчика – в пятнашки или в шашки.
Кто домик из отодранных досок,
Кто парус из подхваченной бумажки.
Кто обезьянник, кто молитвослов.
Кто спички отсыревшие, кто порох,
Оставшийся от прежних драчунов, —
Но лишь затем, чтобы полыхать в спорах…
Я многое похоронил на дне —
И уронил – за все десятилетья.
Среди костей, колечек и монет,
Одетых одинаковою медью,
Подернутых песком небытия,
Подложенным под выцветшую жижу
Как бы воды – среды, откуда я,
Бросая все, но к воздуху не ближе,
Теряя все, но темен и тяжел,
Обремененный каждою потерей.
Как первою, – откуда я пошел,
Что не уйду – хоть в пустоту – не веря…
Колодец это лодка для двоих,
Мизинцем остановленное время,
Где гасят на ночь песенки свои
И вниз летят, на нежных нотах рея,
Колодец это место для бесед
С самим собой не хуже ваших гротов,
Арена для сраженья против всех
И дыба для сведенья старых счетов.
Колодец это правило двора
Соединяться с прочими дворами
Забитыми парадными… Вчера
Здесь был я, бил и выл под каблуками —
И сверху замигавшее окно
Не то, чтобы погасло, – затемнилось, —
И ничего ужасного со мной
И в этот раз, как прежде, не случилось.
Колодец это место не тесней
И не мрачней любого из возможных;
Я многое похоронил на дне,
И уронил, и спрятал так надежно,
Что днем с огнем теперь не отыскать
В одетом одинаковою медью, —
Хоть запусти в трясину батискаф, —
Мое неразличимое наследье…
Монеты, кольца, кости и – слова —
Нет проигрышей в этой лотерее;
Скользни сюда – вода стоит мертва,
Как пальцем остановленное время;
Вода цветет – я знаю этот цвет,
Люблю его: единственно правдивый
Цвет стертых слов, костей, колец, монет;
Вода мертва, а мы и в мертвой живы.
Как нищенство, все жалко и общо,
Как христианство, неосуществимо;
Скользни сюда – куда ж тебе еще, —
Где все неразличимы и в любви мы…
Не надо наклоняться надо мной,
Лицо в лицо, из вышнего квадрата:
Там точно так же сыро и темно,
И точно та же тяжкая неправда,
И если притяженье с двух сторон,
Из глаз в глаза, в узлы затянет петли,
То не взлечу, как белое перо,
А упадешь немедля, как ни медли.
И если вышлешь белую ладью