В несколько секунд была занята первая линия окопов противника. Какой-то обезумевший от страха австриец, бледный как полотно, стоял неподвижно с поднятыми руками. Ему проломили голову прикладом.
С ещё большим азартом была занята вторая линия обороны. Артиллерия в это время перенесла свой огонь в более далёкие тылы. Вдруг в нескольких верстах впереди к небу взвился беззвучный огненный столб. Через две–три секунды земля вздрогнула и мощный, ревущий звук взрыва докатился до гренадёров.
– Ну, всё в порядке, склады взрывает! – почти восторженно закричал старый солдат Евсей Лукин. – Теперича можно итить вперёд.
Форсированным маршем солдаты продвинулись ещё на десять вёрст и вышли к левому берегу реки Прут. На правом берегу, прямо на пути у наших войск, стоял город Черновцы. Мост через реку был взорван австрийцами.
Артиллерийский огонь русских батарей ураганом прошёл по австрийским позициям, сметая всё на своём пути. К исходу дня русские пулемётные роты вышли на рубеж и открыли жестокий огонь по переднему краю обороны врага. Под их прикрытием сапёры бросились в воду и стали наводить узенькие без перил мостики. Переправа ещё не была закончена, когда пехота непреодолимым потоком бросилась в атаку. Мощное «ура!» грозными волнами, не умолкая, гремело над Прутом. Бойцы бросились на незаконченные ещё переправы. Перебегали, прыгали в воду, карабкались по откосам, резали проволочные заграждения. Многих настигали австрийские пули. Солдаты падали с мостков в быстро бегущие воды реки и беззвучно исчезали, уносимые мутными кипящими волнами.
Степан видел, как «Четыре с половиной» бежал перед ним, размахивал револьвером и что-то кричал. Неожиданно на его широкой спине образовалось расплывчатое красное пятно, затем рядом с ним ещё одно. «Четыре с половиной» обернулся к Степану с изумлённым видом, будто хотел что-то спросить, но вместо этого рухнул. Степан побежал дальше, едва не споткнувшись об него и не оглядываясь. Он не хотел помогать унтер-офицеру, но даже если бы захотел – не смог бы этого сделать. Многотысячная армия влекла и толкала его вперёд.
Река русского войска быстро преодолела реку Прут и потекла дальше, не останавливаясь, не отдыхая. В городе уже гремели взрывы ручных гранат.
Через полчаса прискакал вестовой с приказами из штаба полка; он сообщил, что город пал.
Сразу за городом начинался старый буковый лес. Солдаты продвигались вперёд цепью, шагая по корявым, мшистым корням исполинских деревьев. Их стволы были высоченными, как огромные фонарные столбы, и почти гладкими, будто их ошкурили наждачной бумагой. Зелень листьев трепетала где-то в недосягаемой вышине, где кроны смыкались и образовывали изумрудную, светлую крышу, отлично защищавшую от летнего зноя. Лес был довольно редкий, и каждый боец отчётливо видел своих соседей слева и справа на расстоянии до пяти сажен. Унтер-офицеры и фельдфебели громким шёпотом покрикивали на новичков: «Робяты, подтянись! Не отставай!» Старые солдаты в этом не нуждались.
Степан шёл впереди своей роты, сжимая револьвер в руке. Он физически ощущал на своей спине взгляд Евсея Лукина и почти двухсот остальных бойцов, жизни которых были доверены ему одному. Он, как лесной человек, прекрасно ориентировался без компаса, но опасался засады в этом диком, незнакомом месте и с каждым шагом делался осторожнее. Вскоре солнце стало чаще просвечивать сквозь кроны высоких деревьев, и взводы один за другим вышли на залитую лучами опушку. Никто не курил и не разговаривал, все старались поскорее преодолеть открытое пространство и скрыться опять в лесу. Унтер-офицер торопил отстающих. Тут внезапно зашевелились кусты на краю опушки, и из-за них показалась густая цепь венгерских солдат с винтовками наперевес. Их суровые и спокойные лица были так близко, что можно было разглядеть каждый волосок на их бородах. Степан первым заметил их, дал короткую команду «Огонь!» и сам выстрелил первым. Его поддержал сзади Евсей Лукин, а за ним все остальные. На этот раз передний взвод наших гренадёров не принял штыковой бой, залёг и открыл кинжальный огонь. Венгры тоже залегли и стали отстреливаться.
И здесь, на опушке букового леса, произошло нечто странное. Прямо из леса, навстречу Степану бросился венгерский солдат с винтовкой. Степан успел хорошо рассмотреть его. Он был какой-то растерянный, безусый, совсем молодой, а на шее у него болтался небольшой мешочек, выкрашенный в красный, белый и зелёный цвета. Степан знал, что в таких мешочках венгры носят щепотку своей родной земли, полагая, что она спасёт их от смерти на чужбине, хотя чаще эту землю использовали для другого – чтобы бросить на могилу несчастного. Винтовка внезапно выпала из рук венгра, плечо его потемнело, и по правой руке побежали красные струйки. Он начал извиваться, по–видимому, от страха и боли, хватался рукой за плечо, а по лицу его текли потоки слёз. Степан указал ему револьвером на землю: «Ложись». Венгр послушно лёг на спину, в глазах его можно было прочесть только немую мольбу: «Не убивай!» Степан, сам не зная зачем, кинул ему на грудь свой индивидуальный пакет с бинтами. И в тот же миг с обеих сторон завизжали пули, началась ожесточённая перестрелка.